Книга утраченных имен. Кристин Хармель

это вовсе не означает, что тебе нужно посвятить этому делу всю свою жизнь. Отец тогда рассмеялся, заметив, что ей очень повезло обладать таким талантом. «Однажды, – сказал он, – ты еще оценишь дары, которыми наградил тебя Бог».

      – Хорошо, идите, – сказал молодой немец и снова устало ссутулился.

      Ева направилась к лестнице.

      – Merci![7] – крикнула она ему через плечо.

      Ее сердце все еще колотилось как бешеное, когда она, поднявшись на второй пролет, открыла дверь в кабинет месье Гужона, даже не постучав. Тот в одиночестве сидел за столом. Он поднял глаза, удивленно округлившиеся под косматыми седыми бровями, пока Ева поспешно закрывала за собой дверь.

      – Ева Траубе? – спросил он и уставился на нее как на привидение. С момента их последней встречи его волосы поседели еще сильнее, и выглядел он лет на десять старше отца, хотя Ева знала, что они были примерно одного возраста. Под глазами у него залегли темные круги, а щеки обвисли так, будто у них больше не хватало сил держаться на лице.

      – Сколько же лет мы с тобой не виделись?

      – Месье Гужон, простите, что вот так вломилась к вам.

      Он встал и обнял ее.

      – Я слышал об облаве и подумал, что, возможно…

      – Моего отца арестовали, – твердо сказала она, отстраняясь от него. – Мы с матерью тоже были в списке, но нам повезло – в тот момент мы оказались в другой квартире.

      Месье Гужон побледнел и отступил назад.

      – Боже мой.

      – Месье, у нас мало времени. Я прошу вас, мне нужна ваша помощь. Отец сказал, что обо всем с вами договорился. Что вы можете изготовить для меня поддельные документы. Нам с матерью нужно поскорее уехать из Парижа.

      Месье Гужон посмотрел на чехол пишущей машинки в руках Евы, а потом – на дверь у нее за спиной. Наконец, он снова взглянул на нее и поджал губы.

      – Но что я могу сделать? Я обещал ему, что помогу только тебе, а не твоей матери.

      – Я не могу ее бросить. Это невозможно.

      – Ева, она разговаривает с акцентом, и потом, честно говоря, она очень похожа на еврейку. Риск слишком велик. Ее непременно схватят. А потом она выдаст меня…

      – Но вы же не откажете нам в помощи? – Панику в душе Евы сменил гнев. – Мой отец много лет проработал у вас. Он был надежным, добрым.

      Лоб месье Гужона сжался в гармошку, казалось, еще секунда, и он расплачется.

      – Ева, я хочу тебе помочь, но если обнаружится, что я занимался подделкой документов, тем более для польских евреев…

      – Вас могут арестовать или даже казнить. Я знаю. – Ева, подойдя к нему поближе, понизила голос. – Месье Гужон, я знаю, о чем прошу вас. Но наш единственный шанс – это выбраться в свободную зону. А потом я постараюсь придумать, как вернуться за отцом.

      – Я… я не могу сделать того, о чем ты просишь. – Он отвернулся. – У меня есть жена и ребенок, я должен подумать о них и…

      – Мой отец доверял вам. Он отдал последнее, что у нас было.

      Месье Гужон глубоко вздохнул, но ничего не ответил.

      – Пожалуйста,

7

Спасибо! (фр.)