Обрывки. Павел Гушинец

тут – хором, с редкостным единодушием:

      – Человек!!!

      Библиотекарь:

      – Я вообще Железного Дровосека загадала, но, видимо, это уже неактуально.

      А недавно обрадовали взрослые. Собирался на выступление в одну школу. Дня за три звонят с незнакомого номера. Строгий женский голос. Причём голос такого типа, что я даже привстал и где-то в мозжечке закрутилось тоскливое: «Гушинец, дневник на стол и завтра – родителей к директору!»

      – Здравствуйте, вы в пятницу в школе выступаете?

      – Да, – говорю. – Кажется, я.

      – А не могли бы вы нам предварительно на почту скинуть текст выступления?

      – Так нет у меня текста, – отвечаю. – Несколько стартовых тезисов, а дальше – сплошная импровизация.

      – М-м, – расстроился голос. – Может, мы с вами заранее согласуем, что вы будете говорить?

      – Первый раз с таким сталкиваюсь, – удивился я. – А в чём вопрос-то?

      – Понимаете, – не стал сопротивляться голос. – Директор беспокоится, чтоб вы ничего про политику не рассказывали.

      – Политику? – ещё больше удивился я. – Детям из второго-третьего класса? Зачем?

      – Ну, знаете, бывает всякое, – замялся голос.

      – Я же детский писатель, – продолжаю недоумевать. – И никогда не был замечен. По крайней мере с начала двухтысячных – точно.

      А сам думаю: «Дожили. Вот не пошёл ты, товарищ, на третьем курсе вовремя на выборы, а Большой Брат всё видит».

      – Вы, писатели, – оправдывается голос. – Такой народ. Вечно в оппозиции. А нашему директору лишние проблемы не нужны. Короче, давайте сделаем так. Он к вам на выступление придёт, где-нибудь сзади незаметно сядет и будет контролировать. Если что – не обижайтесь. У нас – дети, сами понимаете. Ответственность.

      Я представил, как меня по ступенькам школы волокут мускулистый физрук и немного пьяненький трудовик, на крыльце раскачивают и с позором обрушивают на асфальт.

      – За что вы так этого дяденьку? – со слезами спрашивают дети.

      – Он агитировал за оппозицию! – грозно и величественно отвечает директор.

      Чуть не отказался.

      Выступление прошло хорошо. Никаких лозунгов я не выкрикивал, но детям всё равно понравилось. Директор потом подходил, благодарил.

      Только я не понял, за что. За выступление или за то, что не пошёл поперёк линии партии.

Подростки

      Некоторые думают, что писатель только и делает, что сидит за столом, где-нибудь на даче, попивает чай (или чего покрепче), ждёт музу в прозрачном пеньюаре и с крылышками. И на этом его функция заканчивается.

      Возможно, во времена Пришвина и Бунина так и происходило. Был дубовый стол, чернильница, самовар и вдохновение. Неспешное описание падающего листа страниц на двадцать. Или хмурое небо Аустерлица абзацев на пятьдесят. Пока идёт это описание, несчастный князь Болконский скорее почки застудит на холодной земле, чем погибнет от ранения.

      Куда им, Пришвиным да Толстым, было торопиться. Самовар остынет, так Палашка, дворовая девка, новый принесёт. Муза из Палашки так себе,