Слепой. Метод Нострадамуса. Андрей Воронин

а может, и поп, охмурявший народ в высившейся неподалеку каменной церквушке, – да привинченной к беленой кирпичной стене черной с золотом табличкой, извещавшей всех, кто умел читать, о том, что это не жилой дом и не заготовительная контора, а именно музей.

      В данный момент ни таблички, ни резьбы, ни всего остального не было видно, поскольку на дворе стояла ночь, а небо затянули тучи, сквозь рваную пелену которых лишь время от времени размытым пятном желтоватого света проглядывала луна. В темноте смутно белел кирпичный фасад первого этажа с черными провалами окон; в отдалении зеленовато-голубой звездочкой мерцал одинокий фонарь, да сияла теплым оранжевым светом пара окошек, за которыми не то кто-то мучился бессонницей, не то хлестали чай вприкуску, неся трудную вахту, ночные сторожа.

      – Луна, как бледное пятно, сквозь тучи темные мелькала… или блистала? – произнес в тишине прокуренного автомобильного салона капитан Воропаев.

      – Помолчи, – ответили ему.

      Гурин тоже был капитаном, но его оставили за старшего, и Воропаеву пришлось подчиниться. К тому же, Гурин был прав: трепаться, от нечего делать перевирая стихи, сейчас было не время.

      Он был неподвижен, словно рядом с Воропаевым в кабине потрепанного командирского «уазика» сидел не живой человек, а манекен из магазина готовой одежды или надгробный памятник. Да, пожалуй, именно памятник, а точнее – бюст, поскольку, кроме плеч и головы напарника, выступавших над краем оконного проема, Воропаев не видел ничего.

      Потом Гурин шевельнулся, заставив скрипнуть пружины продавленного водительского сиденья, и поднес к самому лицу запястье левой руки. Краем глаза Воропаев уловил зеленоватое мерцание фосфоресцирующего циферблата.

      – Сколько? – тихонько спросил Воропаев.

      – Долго возится, – ответил старший. – Как бы нас тут не замели.

      – Кто? – резонно возразил Воропаев. – Здешние менты? Да они десятый сон видят!

      Гурин промолчал, поскольку обсуждать тут было нечего. Его последняя реплика, однако, направила мысли Воропаева в новое русло, и тот осторожно, стараясь не шуметь, вынул из-за пазухи теплый пистолет и положил его на колени, сжимая правой рукой рубчатую пластмассовую рукоятку, а левой – увесистый, гладкий цилиндр глушителя. Если здешние менты действительно спали, им лучше было не просыпаться, а если кому-то из них все-таки не спалось, – держаться подальше от краеведческого музея, поскольку у капитана Воропаева не было никакой охоты брать на душу лишний грех.

      – Интересно, – сказал он спустя пару минут, – кто он все-таки такой?

      – А я знаю? – лениво откликнулся Гурин. – Какая-то шишка.

      Воропаев пренебрежительно фыркнул, очень довольный тем, что напарник перестал корчить из себя большое начальство и поддержал разговор. – Тоже мне, шишка! Бугор на ровном месте… Если он такая важная персона, что мы с тобой должны быть у него на подхвате, какого хрена ему понадобилось лезть в этот сундук с клопами?

      Капитан ФСБ