Власть и мы. Владимир Алексеевич Колганов

способность». Поиски закончились недвусмысленным признанием: «Нужно открыто признаться, что тут получается род круга, из которого, по-видимому, нет выхода».

      По мнению Иоганна Фихте, главным препятствием к исполнению долга являются привычные ассоциации между известными представлениями и чувствами. Эти ассоциации влекут нас нередко роковым образом в противоположную сторону и парализуют наши добрые намерения. Чтобы ослабить власть аффектов над духом, надо как можно чаще размышлять над ними. Пожалуй, единственное, с чем можно согласиться в рассуждениях Фихте, это следующий принцип: совесть никогда не должна руководствоваться авторитетом, а тот, кто действует, опираясь на авторитет, поступает положительно бессовестно.

      Джон Локк утверждал, что в нравственном поступке человек находит для себя высшее благо. Вот Джеймс Макинтош полагал, что нравственные поступки вытекают у человека из чувств, а не из разума. По мнению Иеремии Бентама, человек жертвует немедленным удовольствием ввиду больших будущих. Джон Стюарт Милль пытался построить всё учение о нравственности на одном основном начале – стремлении разума к наибольшему счастью, но в то же время признавал, что нравственность – это продукт взаимодействия личности и общества. С этим трудно согласиться, поскольку безнравственным может быть даже поведение человека, выросшего в лесу, где нет никакого общества – если он убивает зверей или птиц для развлечения.

      Жан-Жак Руссо настаивал на заключении общественного договора, поскольку «переход от состояния естественного к состоянию гражданскому производит в человеке весьма приметную перемену, заменяя в его поведении инстинкт справедливостью и придавая его действиям тот нравственный характер, которого они ранее были лишены». Однако вряд ли такая перспектива прельстит людей, для которых высшим приоритетом стала личная выгода, а в справедливость они уже давно перестали верить.

      Огюст Конт пытался объяснить общественные наклонности человека только врожденным стремлением к общественному сожитию, пониманием чужого блага через познание своего собственного личного интереса. Возникновение нравственности Конт объяснял совместным действием трёх могучих сил: чувства общительности, взаимной симпатии и рассудка. На самом деле, чувство общительности – характерно для тех, кто не видит другого смысла в жизни, кроме постоянного общения с людьми. Взаимная симпатия – не исключает насилия, если возьмёт верх инстинкт, а вероятность наказания минимальна. Личный интерес – всего лишь производное от инстинкта продолжения рода, поскольку, не имея интереса к жизни, бессмысленно продолжать свой род.

      Понятно, что решить эту проблему нелегко, ну а напряжённый интеллектуальный труд чреват неприятными последствиями, поэтому неудивительно, что Людвиг Фейербах пришёл к такому умозаключению:

      «Если всякая этика имеет своим предметом человеческую волю и её отношения, то к этому надо тут же прибавить, что не может быть воли там, где нет побуждения,