Главный полдень. Дом скитальцев. Александр Мирер

платком.

      – Погоди, Алеша. Знаешь, не вытирай. Так будет лучше.

      Я не понял ее. Тогда она объяснила:

      – Видишь, я в халате? Везу тебя в районную больницу. У тебя сильно болит под ложечкой и вот здесь, запомни. Ложись на заднем сиденье, мое пальто подложи под голову… Погоди! Это спрячь под мое сиденье.

      Я положил бластер под сиденье и лег. Наверно, у меня был подходящий вид для больного – докторша одобрительно кивнула.

      – Больше ничего не произошло, Алеша?

      – Произошло. Киселев идет к Рубченко на выручку.

      – Ты видел его?

      – Нет. Маленькая штука заговорила…

      – Понятно, – перебила Анна Егоровна. – Держись.

      Мы поехали. От гаражей сразу налево, пробираясь по западной окраине, в обход города. Так было немного ближе, и дорога ничуть не хуже, чем мостовая на улице Ленина, и все-таки я знал: мы нарочно объезжаем город. «Лежи, друг, лежи», – приговаривала Анна Егоровна. За последним домом она поехала напрямик, по едва просохшей строительной дороге, чтобы миновать пригородный участок шоссе. Потом сказала: «Садись». Я сел и посмотрел в заднее окно. Город был уже далеко. Окна домов не различались, крошечные дымки́ висели над красным кубиком молокозавода.

      – В сумке еда, – сказала докторша не оборачиваясь. – Поешь.

      – Не хочется, спасибо.

      – Откуси первый кусок – захочется.

      Я послушался, но без толку. Еле прожевал бутерброд, закрыл сумку. И трясло здорово – она так гнала машину, что ветер грохотал по крыше.

      – А гараж вы нарочно оставили открытым? – спросил я.

      – А наплевать! Ты смотри, чтобы твой властер не шарахнул из-под сиденья.

      – Нет, Сур его хорошо запаковал. Маленькую штуку тоже – в стальную коробочку.

      – Чтобы не разговаривала? Догадлив твой Сур… Как его звать по-настоящему?

      Я сказал.

      – Армяне – хороший народ… Но подумай – никого не обгоняем, уже восемь километров проехали!

      Я возразил, что обгоняли многих. Анна Егоровна объяснила, что все эти грузовики идут по окрестным деревням, а в райцентр или на железную дорогу никто не едет. Откуда она знает? Водительский глаз. Она тридцать лет ездит, с войны.

      Так мы разговаривали, и вдруг она сказала:

      – Ложись и закрой глаза. Дыши ртом, глаза не открывай. Приехали, кажется…

      – Глаза для чего?

      – Для больного вида.

      «Уй-ди, ох, уй-ди…» – выговаривал гудок. Потом провизжали тормоза, и Анна Егоровна крикнула:

      – Попутных не беру – инфекционный больной!

      Ответил мужской голос:

      – Проезд закрыт. На дороге авария.

      – Я объеду. Ребенок в тяжелом состоянии.

      – Проезд закрыт до семнадцати часов.

      Вмешался второй мужской голос:

      – Извините, доктор, – служба. Мы бы с милым сердцем пропустили, так начальство нас не помилует…

      Первый голос:

      – Что разговаривать, возвращайтесь! В Тугарине хорошая больница. Пока проговорите, мальчишка и помрет.

      Анна