Главный полдень. Дом скитальцев. Александр Мирер

один. Доктор Анна Георгиевна… Пригласите ее сюда. Что сказать? У нас раненый.

      Мы побежали. Степка на ходу сказал:

      – Правильный приказ.

      – Почему? – спросил я.

      Он ответил:

      – А вдруг эти уже на скорую пробрались?

      – Кто – эти?

      – С бластерами.

      – А зачем им пробираться?

      Степка только свистнул. Тогда я возразил:

      – Доктор Анна Георгиевна тоже могла пробраться.

      – Чудной… – пропыхтел Степка. – Она же пенсионерка, дома принимает. Видишь табличку?

      Я видел. Квартира 61, медная яркая табличка: «Доктор А. Е. Владимирская».

      Степан позвонил и вдруг сказал свистящим шепотом:

      – Он меня было… того. Рубченко ваш…

      – Он же не в тебя стрелял – в Сура!

      – Да нет, – прошептал Степка. – Не из бластера. Он так… Глазами, что ли. Я будто помер на полсекунды.

      – Ой, а меня… – заторопился я, но тут дверь отворилась, и из темной прихожей спросили:

      – Ко мне?

      Я ответил, что к доктору и что в тире лежит раненый.

      – Сейчас, ждите здесь, – сказал голос, как мне показалось, мужской.

      В прихожей зажегся свет. Мы вошли, но там уже никого не оказалось. Будто с нами разговаривали здоровенные часы, которые стучали напротив двери. Потрясающие часы! Выше моего роста, с тремя гирями, начищенными ярче дверной таблички. Часы тут же проиграли мелодию колокольчиками и стали бить густым тройным звоном – одиннадцать часов. Я охнул, потому что все началось ровно в половине девятого, всего два с половиной часа назад. В школе прошло три урока – и столько всего сразу! И Верка еще. А Верка очень нежный и доверчивый. Позавчера подошел к милиционеру и спросил: «Дядь, почему вам не дают драчных дубинок?..» Зазвенело стекло. Кто-то запричитал тонким, старушечьим голосом. Резко распахнув дверь, в прихожую выскочила женщина в белом халате, с чемоданчиком, совершенно седая. Она стремительно оглядела нас синими эмалевыми глазами. Спросила басом:

      – Раненый в тире? – и уже была на лестнице.

      А мы едва поспевали за ней. Вот так пенсионерка! Из квартиры пищали: «Егоровна!» – она молча неслась вниз по лестнице, потом по дорожке вдоль дома и по четырем ступенькам в подвал. Степка забежал вперед, распахнул дверь и повел докторшу по коридору в кладовую.

      Доктор Анна Егоровна

      Сурен Давидович был в кладовой наедине с Рубченко. Стоял, прислонившись к шкафу, и хрипел астматолом. Когда мы вошли, он поклонился и проговорил:

      – Здравствуйте, Анна Георгиевна. Вот… – Он показал на койку.

      – Вижу. Меня зовут Анна Егоровна… Ого! Детей – за дверь.

      – Я расстегнул рубашку, – сказал Сур.

      Она достала стетоскоп из чемоданчика. Мы, конечно, остались в комнате, в дальнем углу, под огнетушителями. Анна Егоровна что-то делала со стетоскопом, вздыхала, потом стукнула наконечником и бросила прибор в чемоданчик.

      – Давно произошел несчастный случай?

      Сур сказал медленно:

      – Убийство произошло