Одинокие. Константин Борисович Кубанцев

магазин, оптический прицел и глушитель, она спрятала сам автомат и его составные части в большую брезентовую сумку и легко перекинула её через плечо. Затем обеими руками поправила волосы… Она просто натянула их поглубже, как шляпу, чтобы не сдуло ветром, – и стало ясно: на ней парик. Потом, укрывая нижнюю половину своего лица ладонями, сложенными ракушкой, закурила сигарету и в последний раз посмотрела на улицу из-за своей засады.

      – Черт! – выругалась она шепотом. От стены отделился силуэт. «Женский? Да! Кто она?»

      Сначала – едва, затем – неуверенно, замирая и запинаясь, женщина в плаще заспешила, засеменила: быстрее, еще быстрее и побежала, осознав, наконец, что время – здесь и сейчас – в этой конкретной точке земного шара для неё есть величина убывающая.

      …Бежала: обе стопы шли от линии бедер вовнутрь и пересекались на воображаемой прямой. Цокали острые каблуки. Учащалось дыхание. Капюшон, напоминающий о монахах-капуцинах, о секте белого братства «ку-клукс-клан», забирая в себя встречный ветерок, раздувался парусом. Кем же возомнила она себя? Анжеликой, бегущей по ночному Парижу? Шахерезадой, спасающейся от жестокого везиря, которому надоели её сказки? Нет. Мумией. Бежала, держа правую руку в кармане, сжимая во вспотевшей ладони пистолет. Совсем небольшой, похожий на игрушку, на зажигалку.

      «Бежит. Будто косу заплетает, – усмехнулась та, что стояла за забором. – Эх, все-таки ограниченное поле зрения – существенный недостаток! И не хорошо, не правильно, не профессионально! Лучше было бы мне взобраться на дерево и оттуда – наблюдать и действовать. Впрочем, и это не идеально. – Она вздохнула и затянулась, обнажив скулы. Стало заметно, как она худощава. – Но неважно, – продолжала она размышлять. – По большому счету, совсем не важно! Свидетель? Если эта девушка, и в самом деле, посторонний свидетель… Что ж, и она станет действующим персонажем! И необходимым, и полезным».

      Докурив, она затушила окурок о бетон, но не швырнула его на землю, а положила в целлофановый пакетик, видно, специально припасенный к этой цели, – в нем уже лежало несколько таких же безжалостно раздавленных бычков, не годных ни на одну затяжку, аккуратно свернула свою импровизированную пепельницу, положила в ту же необъятную сумку и широким решительным шагом пошла по отяжелевшему грунту. С каждым шагом к её ботинкам прилипало несколько граммов мокрой земли, а полы её длинного плаща, также изрядно вымокшего, задевая кусты и высокую траву, пачкались – покрывались серыми, коричневыми и черными пятнами, не ровными в своей геометрии.

      Александр застонал. Женщина нагнулась и подняла валявшуюся на мокром асфальте сумку. Не отрывая взгляда от раненого, лежащего на тротуаре, и, не заглянув вовнутрь, точно зная, что – там, она запустила в нее руку… В следующий миг в ней оказался «марголин» – большой, черный пистолет. И хотя он, в общем-то, не казался громоздким или тяжелым для её кисти, поднимать его в этот раз нужды не было никакой.

      Она направила ствол ему в голову.

      Он