На обочине времени. Владимир Соболь

место, но – нам никогда и не приблизиться к любому правящему дому, что, в общем, правильно. И она уже как-то умудрилась расстегнуть мне ремень и верхние пуговицы на брюках. Пальцы ее проникли именно туда, куда мне и хотелось, гладили и потягивали… И так нам было хорошо вместе… а потом вдруг ее не стало, и откуда-то из тьмы вылетел здоровенный кулак. Я почувствовал, что сейчас это произойдет, но у меня обе руки уже были внизу, а отклоняться оказалось и некуда…

      Проснулся я все-таки дома, в своей постели, на узком своем диване. Голова казалось залитой затвердевшим уже свинцом, что было в порядке вещей; саднили костяшки, что тоже представлялось логичным. Я потрогал челюсть, скулу; повреждения ощущались, но в допустимых пределах. После дворовых стычек, после соревнований появлялись иной раз проблемы много серьезнее… Осторожно постучали в дверь, и тихий голос прошелестел: «Боренька! Тебя к телефону!» Любого другого я послал бы подальше, но бабушку Инну Никитичну обижать было никак нельзя. Я натянул брюки, накинул, не застегивая, рубашку и босиком поплелся по коридору. Присел на потрескавшийся от старости венский стул и поднес трубку к уху. Звонил Граф. Я не помнил, чтобы диктовал ему номер, но, может быть, он сохранил его еще из той жизни. Говорил он бодро и весело, я отделывался междометиями.

      – Ну что, боец, – живой?!. Как Татьяна?.. Да ладно тебе, все свои, всем все понятно. Казак не застукал?.. Казак – это муж. Запомни. А Гарри – это Гарри. Такой же парень со стороны, как и прочие. Так что чувства пылкие придержи при себе… Ладно, замнем для ясности… Но удар ты, отец, мало того что не держишь, так еще и не видишь. Он руку из-за уха нес минут, наверное, двадцать. Можно было сходить чайку попить, потом отлить и вернуться… А зачем? У меня принцип – пока мебель не ломают, посуду не бьют, я не вмешиваюсь. А вот когда ты в шкаф въехал, тогда уже пришлось подойти… Да ничего существенного – полежали рядом, очухались. Потом ушли. Он чуть раньше и один. Ты попозже и с девочкой. Но только имей в виду – он этого не забудет… Я знаю, что ты храбрый. Но он – дерьмо… Да, товарищи случаются всякие… Это ты зря. Все люди разные и знакомые тоже… А это уже тема для разговора. Заходи, выпьем… И чаю тоже. Заодно дверцу починишь, ты ведь у нас мастер… Да когда хочешь, только отзвонись предварительно…

      Забежав в сортир, я вернулся в комнату и сел на постель. Будь моя воля, я бы в нее и лег, но сегодня в институт должен был появиться в любом виде. И перед Колесовым было бы неудобно, и перед ребятами – теми же Мишкой с Еленой. Да и лабораторные занятия – это не лекция, замучаешься упрашивать, чтобы разрешили доделать.

      Хорошо еще, что эта Татьяна – слава богу, что выяснил точно, как же ее зовут, – все-таки выставила меня под утро. Что там случилось ночью, я уже и не помнил, но честно сознаюсь – если что и происходило, то исключительно ее стараниями. И удовольствия получила она немного, потому как будила меня резко и зло, терла уши и, кажется, еще лупила по щекам. У них была двухкомнатная квартира там же, на Петроградской, на улице имени сестры великого вождя. Я прочитал это