На обочине времени. Владимир Соболь

и поразмыслите, как вы будете ею орудовать? Пока начнете размахиваться, я уже окажусь – нет, не далеко, а рядом. А дальше все просто – у вас руки заняты, у меня же, напротив, – совершенно свободны. Если же человеку хватает здоровья свободно фехтовать железнодорожной «лапой», то против него и безоружного все мое умение совершенно бессмысленно…

      Так что я отрезал кусок доски-сороковки метр длиной и обтесал рукоять. Получилась увесистая, но удобная бита. Почти такие же лежали на плече у каждого, когда мы всемером вышли из лагеря на охоту. Стас взял топор. Мы долго искали зверя, карабкаясь по склонам, обдираясь в кустах, а потом нашли его на берегу небольшого озерца.

      Он лежал, подобрав ноги под брюхо, и смотрел на воду. Мохнатый комариный столбик стоял над его раздувшейся шеей. Услышав нас, повернул голову, медленно поднялся, сделал несколько шагов и остановился. Ему все равно было не уйти далеко. Правая задняя так и не разгибалась до конца. Он уставил рога и спокойно ждал, пока мы рассыпались. До этого момента народ держался бодро и даже бойко, но тут парни замежевались. Никто не решался начать первым.

      – Ну вы чего, мужики? – крикнул Стас; он стоял против морды, отвлекая быка на себя; ему еще шкуру через плечо – и точно бы нарисовался охотничий вождь первобытной орды. – Он же ждет. Не тяните! Не мучайте! Боря!..

      Я оказался как раз у больной ноги, самое безопасное место, и потому ударил первым. Замахнулся и заорал еще прежде, чем дубинка опустилась на крестец. Завопил отчаянно, как от сильной боли, чтобы только самому не слышать этого тупого хлясканья. И все орали и выли, сбившись в очумелую от голодной ярости стаю…

      А потом я бросил оружие и отполз в сторону. За спиной уже Стас заканчивал дело топором и ножом. Рядом кто-то блевал, а я – заплакал. Признаюсь честно: сидел и всхлипывал, давился слезами, как в самом детстве, когда меня втроем отлупили в парке шпанята с улицы Воскова… Вернулись в лагерь уже под вечер, принесли шкуру и куски разрубленной туши, замотанные в полиэтилен. Бойцы кричали «Ура!», а мы сложили ношу под навес и разошлись поодиночке. Я думал, что и в рот не возьму это мясо. Да нет же, ел со всеми вместе и также просил добавки. Слаб человек и прожорлив…

      Так же, спустя лишь несколько месяцев, наша учебная группа обступила Серегу Львова. Я помню, что существует разница между сапиенсом и зверем, но из сегодняшнего дня оба случая кажутся мне просто неразличимыми. Мы так же плотно обступили его, только числом нас было поменьше, и так же долго переминались поначалу, ожидая, кто же ударит первый. Зато потом все лупили только что не наперегонки, еле успевая размахнуться. Я знал куда целиться – в болячку на крупе, мокнущую рану размером в половину моей ладони. Сам выбрал место и только ждал сигнала. Но очень боялся убивать, отчетливо слышал, как во мне истошно вопил ужас, засевший чуть ниже ребер.

      Скорей всего, если бы Стас не окликнул меня, в следующую секунду я попросту удрал. Бросил биту и рванул прочь, вокруг озера, оступаясь на камнях, оскальзываясь на стеблях вереска… А потом изобразил