Карнивора. Дин Лейпек

помолчала.

      – Хорошо. Я буду называть тебя Кит.

      Мальчик снова кивнул.

      – А долго еще он будет таким… ручным? – спросил Кит. Марика пожала плечами.

      – Не знаю. Но когда он откроет глаза, надо будет его сразу отпустить. А то он может и укусить.

      Кит погладил мягкие уши.

      – Скажи, Кит… – начала Марика и осеклась, закусив губу. Кит посмотрел на нее, и Марика в который раз удивилась, какими же темными, почти черными были у него глаза.

      – Да?

      – Тебе очень плохо у нас?

      Кит опустил голову и снова принялся теребить кроличьи уши.

      – Уже не очень, – неожиданно улыбнулся он, и Марика в изумлении уставилась на него.

      Она никогда раньше не видела, чтобы Кит улыбался.

* * *

      Когда Марика бежала от бабушки Кейзы с завернутым в платок капустным листом, в голове у нее возникла картина будущей дружбы с Кристофером. Она должна была начаться с кролика и впоследствии вырасти в нечто прекрасное и необъятное, как закатное небо. Но реальность сильно разошлась с ее ожиданиями.

      Конечно, эпизод с кроликом произвел на Кита большое впечатление. Но если Марике и удалось в определенной степени завоевать его доверие, она все равно ничего не могла поделать с тем, как Кит себя вел. Теперь он стал обращать на нее внимание и даже разговаривать с ней – но иногда Марика задумывалась, не лучше ли было бы, если бы он так и продолжал молчать.

      Она помнила слова бабушки Кейзы и искренне пыталась заставить себя жалеть Кита – однако ее сочувствие и внимание не могли изменить его резкий голос или привычку заноситься. Кит обожал хвастаться своим знанием городской жизни и мира вообще, а Марика – не без разумного основания – отказывалась принимать на веру все, что он ей рассказывал. Когда была такая возможность, она прибегала к помощи мамы или бабушки Лагит, которые не хуже Кита знали, как устроен мир, и потому могли в случае чего вывести его на чистую воду. Но и мама, и бабушка были рядом далеко не всегда – возвращаясь из деревни, они часто заставали обоих детей в слезах, с раскрасневшимися от злости лицами. Лагит старалась мягко их увещевать, Дора строго велела немедленно прекратить ссору – и на время в доме наступал покой. Но длился он обычно не долго.

      Как-то раз Дора, устав от их непрекращающихся пререканий, выставила детей на улицу. Стояла осень, солнце уже село, и черные ели медленно качались на фоне бесцветного серого неба. Кит и Марика сначала встали далеко друг от друга, с двух сторон от крыльца, и молча слушали, как скрипят толстые стволы и шумит налетающий ветер. Потом Марика развернулась и пошла на зады, к чурбаку. Но Кит опередил ее – когда она повернула за угол, он уже сидел там, демонстративно вытянув длинные ноги.

      – Пусти! – обиженно крикнула Марика, но тут же осеклась. Мама могла услышать ее из дома и еще больше рассердиться. – Это нечестно! – яростно прошептала она.

      Кристофер сложил руки на груди и откинулся на стену.

      – Пусти меня, Кит! – прошипела Марика зло. Кит усмехнулся.

      – Ну знаешь!..

      Из Леса раздался вой.

      Кит замер, впившись взглядом