Исповедь сумеречного беглеца. Yako Darrel

найди возвышенность и займи позицию, постарайся держать со мной и лейтенантом визуальный контакт.

      – Рауль, теперь ты. Затихарись, где-нибудь здесь и держи под прицелом вон ту, видишь на час, тропинку. Это пока все. По местам.

      Группа рассыпалась вмиг как карточный домик и исчезла в густой влаге тумана. Остались только мы с Самуэлем.

      – Так, попрыгали!

      – Отлично. Не звеним. Я первый, ты за мной. Я контролирую правый сектор и переднюю линию, ты слева и прикрываешь наш зад.

      – Все, двинулись, с богом!

      Пригнувшись к земле, почти целуя ее обветренными губами, короткими перебежками от дерева к дереву от куста к кусту, прикрывая друг друга мы молча выходили на цель. Мы все еще были все живы, но это пока.

      – «Guantanamera, guajira guantanamera. Guantanamera, guajira guantanamera», – неслось во влажном, спертом от жары воздухе, ударяясь о покрытые мхом гранитные скалы и отголосками сбившейся в шепот музыки, которая рывками мелодии возвращаясь к нам.

      «Guantanamera» – одна из самых известных кубинских песен и одна из моих любимых, особенно в исполнении ее создателя «Joseíto Fernández».

      Где, бы я тебя еще услышал, как не здесь в мрачном дождевом лесу Мексики, который раскинулся от гор на западе до равнин на востоке. Как же я рад тебе сейчас «девушка из Гуантанамо», ты нас спасла.

      – «Mi verso es de un verde claro, Y de un carmin encenidido» (Мой стих– светло-зеленый, и огненного кармина), – повторял я стихи поэмы Хосе Марти– кубинского поэта и писателя, борца за освобождение Кубы от Испании. И в моей душе уже просыпалась надежда на удачу и наше скорое возвращение на базу. Мы их наконец-то нашли.

      На поваленном огромном платане сидело трое хорошо экипированных бойца «Mara mexictrucha», что на сленге значит «мексиканские бродячие муравьи». Это были подонки и отбросы общества. Они были головорезами в буквальном смысле слова и прославились жестокими убийствами не только в Мексике, но и по всей территории Латинской Америки.

      Эти бешеные скоты не брезговали использовать для своих целей бомбы против детей и женщин. Особой статусностью у них считалось, рубить своих жертв при помощи мачете, а после отрезать головы или гениталии и скармливать собакам.

      К ним лучше было не попадаться в лапы, в случае чего, самым простым выходом было или застрелиться, или подорвать себя и этих вонючих сволочей последней гранатой.

      Однако, прежде всего, это были неграмотные пацаны из трущоб Мексики, умеющие только стрелять. Слава богу, они не обладающие тем боевым и специальным опытом и искусством, которыми в совершенстве владели мы.

      Неожиданно, неприлично ярко сверкнула молния. Холодный горный дождь не заставил себя долго ждать, ударив наотмашь в лицо. Весёлая и обвешенная оружием троица быстро скрылась под стволом увядшего платана, из-под которого резко потянулся едкий дым костра.

      – Греются, суки, – я молча жестом подозвал Сэма.

      Он при знакомстве называл себя почему-то именно так, на американский манер.

      – Так, Сэм, – шёпотом пророкотал я,

      – Остаешься здесь и ждешь меня, я за Раулем