Голубка. Игорь Ревва

я писатель.

      – Писатель. Да, – кивнул сторож, и взгляд его на секунду стал жёстким и пронзительным, а потом он, как ни в чём не бывало, спокойно заявил: – Писатели любят птиц.

      Поль едва не ляпнул: «Жареных». От этой мысли ему сделалось вначале смешно, а потом неловко. Он представил себе реакцию сторожа – немолодого уже человека, уставшего и, наверное, одинокого, стосковавшегося по разговору… он, может быть, целый день ждал случая перекинуться словечком со случайным прохожим, рассказать ему какую-нибудь историю из своей…

      – …истории.

      – Простите, что? – переспросил Поль.

      – Я говорю, что писатели иногда сочиняют любопытные истории, – повторил сторож, по-прежнему сверля Поля взглядом. – Это их работа – сочинять любопытные истории.

      Поль промолчал, хотя первым его побуждением было кивнуть в ответ. Но он вдруг ни с того ни с сего подумал, что становится похож на лошадь, которая мотает башкой при виде каждого встречного. Кроме того, что-то во всём происходящем настораживало. Было в словах сторожа нечто, что могло бы вызвать у Поля удивление, если бы не чувство голода. Какое-то дикое, но совершенно неуловимое несоответствие было и в поведении, и во взгляде сторожа. Объяснить себе этого Поль не мог, но словно невидимая тень перекрыла свет закатного солнца. И остальные тени вокруг сгустились, сделались глубоко чёрными, как внезапно открывшиеся провалы в бездонную пропасть. Длилось это один короткий миг, да и непонятно вообще, было ли это на самом деле – было и исчезло, – или померещилось.

      Сторож постоял некоторое время, словно ожидая, разберётся ли Поль, в чём причина этих странностей. Затем кивнул, молча развернулся и направился вглубь аллеи. Поль проводил его взглядом, потом грустно посмотрел на разлетевшихся и рассевшихся по деревьям голубей. Проклятый старик всех распугал, подумал Поль, борясь с желанием запустить вслед сторожу припасённый для охоты камень. Сколько теперь придётся ждать, пока ужин опять слетится… да и не слетятся они, куда им слетаться – крошек уже не осталось, склевали всё… да и ему самому торчать тут дольше нельзя, поздно уже…