Голубка. Игорь Ревва

вечно вызывали огорчение. Последние триста, двести и даже пятьдесят – нет, не вызывали; а последние сто – извольте видеть! Какая-то незримая мистическая граница пролегала в кармане именно через эту сумму. Причём, на двести франков, как и на пятьдесят, тоже не прожить, и сто положения не спасали. Но на последней сотне Поля охватывала какая-то необъяснимая паника. И он уже не видел для себя иного выхода, кроме как отправляться на голубиную охоту. И та, надо признать, частенько позволяла им уснуть сытыми. Но накануне Вандалю не повезло.

      Начать следует с того, что сторож оказался новым, совершенно незнакомым Полю. Однако вёл он себя так, словно работал здесь уже много лет. Да и форма на нём была видавшая виды.

      Поль хорошо знал в лицо всех троих сторожей, здесь работавших. Больше всего ему нравился старик Маршаль – сухонький невысокий человек лет шестидесяти, вечно приветствовавший Поля взмахом руки. Поль всегда невольно улыбался, видя дорогой перстень с изумрудом на его безымянном пальце. Перстень этот – наверняка фамильная ценность – совершенно не вязался с формой сторожа. Сам Маршаль всегда был приветлив и радушен, и Поль сильно подозревал, что он в курсе этих его голубиных охот. Слишком уж тот понимающе улыбался, сверкая золотым зубом, когда Поль кивал ему в ответ. И слишком уж он торопился уйти поскорее, не спугнув ненароком слетевшихся голубей. Пару раз, встретив Поля в другое время и в другом месте Люксембургского сада, старик Маршаль вступал с ним в беседу. Они говорили о погоде, о ценах, о политике и прочих мелочах. Но столкнувшись с Полем у фонтана «Вечность» старик Маршаль ограничивался приветствием и поспешно уходил – явно же для того, чтобы не смущать Поля и не мешать ему. Однако в тот день старика Маршаля не было, равно как не было и никого из остальных знакомых Полю сторожей. А был вместо них новый, неизвестный; и неизвестно было, как он себя станет вести.

      Второй неприятностью была внешность сторожа. Вроде бы, выглядел он совсем как остальные: за шестьдесят лет, медленная слегка шаркающая походка, чуть сгорблен, седые пряди, выбивающиеся из-под фуражки, и так далее. Но разительный контраст с другими сторожами заключался во взгляде его – было там что-то острое, не по возрасту живое, напоённое злой молодостью и… нет, не так… Полю никак не удавалось подобрать удачного определения. То ли женственность колыхалась в глазах… но нет, не то, не то!.. Эти глаза были не на своём месте, они словно бы не его, словно принадлежали другому человеку. Вот в чём дело! Именно поэтому Полю и не удавалось их описать. И глаза эти были бы чужими на любом лице – на женском они казались бы слишком уж по-мужски грубыми, на мужском выглядели бы чересчур женственно, на молодом они не по возрасту стары, на пожилом излишне молоды. Можно придумать хоть тысячу лиц и ни на одном из них глаза эти не приживутся, всегда будет создаваться впечатление, что они тут на минутку, что скоро их не станет