Жизнь, Живи!. Евгений Владимирович Кузнецов

интересно!..

      Но приходят к нам редко…

      Мама чуть глянет на меня с бровями сдвинутыми – и сёстры, заметив это, сразу тащат меня за обе руки в угол.

      Лишь тётя Тоня ко мне иногда открыто нежна – но пугает меня своим неожиданно-прихотливым взглядом и вопросом:

      –– Пащя, ты меня любищь?

      И я костенею и задыхаюсь от, как ощущаю, насилия надо мною!..

      Тётя Тоня так и всю жизнь: то уходила, то уезжала к своем, к её, ценным подругам.

      Сёстры, неустанно скандаля, даже в школу ходили врозь.

      Я, конечно, врозь с каждой из них.

      Время, которое у кого-то время, наверно, шло.

      В школе так: Настя на один класс старше Кати. Я – на два класса моложе Кати. Впрочем, и на переменах, в коридоре и в зале, мы все трое – словно незнакомые. Если же сёстрам уж очень нужно что-то у меня спросить – то они подходят ко мне с круглыми птичьими глазами, и я вижу что они не просто, как дома, злые, а – страшные…

      Настя, придя из школы, прилежно выкладывает учебники на стол.

      Катя, став старшеклассницей, швыряет папку на кровать:

      –– В душу мать, учиться надоело.

      Настя шьёт, готовит – Катя слушает магнитофон.

      Обе ходят и в клуб каждый вечер. Опять же – врозь.

      Самый дерзкий выпускник уже имеет какую-то волю над Катей и даже удостаивает внимания меня:

      –– Скажи Катьке, пусть придет к мосту!

      Я, любя Катю, конечно, ей не скажу.

      Мама и баба Шура на ту же, как догадываюсь, тему шушукаются о тёте Тоне:

      –– Я ей говорила!

      –– Ну что теперь…

      А у меня, из класса в класс, нарастало что-то моё – возмущение на несправедливость учителей, на лицемерие одноклассников.

      Мама, слушая, что-то делает. Молча.

      Сёстры речи мои слушают между прочим: они и так знают все школьные дела.

      Но всё чаще ввязывается Настя, уперев руки в бока, со своим хлестким криком:

      –– И что ты хочешь сказать?!

      Где-то подслушанная ею фраза.

      Мама только тут заговаривает:

      –– Ты слушайся Настю! Ты слушайся Настю!

      И я немею от досады: оказывается, их возмущали не мои рассказы, а моя ретивость!..

      –– Психобольные, – басит Катя отчётливо, пользуясь нашей паузой.

      Она, Катя, смотрит на меня, наедине, тоже какими-то… несолидарными глазами:

      –– Какая девочка в классе тебе нравится?

      Но я лишь краснею… так как знаю, какая.

      …Тайна! – Тайна уже давно, словно кокон, окружает меня…

      Я мечтаю и выжидаю… побыть в доме одному.

      Тогда я стремительно достаю из моего ящика в комоде пластинки…

      Огромные, в картонных коробках… (Купленные мною, якобы, зачем-то для школы…)

      Проигрыватель ветхий каждый раз умоляю…

      Сонаты!.. Симфонии!..

      Слушаю стоя…

      Стоя – перед прошедшим, настоящим и будущим… одновременно… Перед чем-то – Всем!..

      Сам же… поглядываю в окно на калитку…

      …Время для всех по-прежнему шло и шло.

      Мама