Джинкс. Сэйдж Блэквуд

его то влево, то вправо, заставляя огибать новое огромное враждебно настроенное дерево, и Джинкс думал: отчим хочет запутать меня, чтобы я больше не смог отыскать тропу.

      – Стой!

      Джинкс остановился сразу, не желая получить очередную оплеуху. Может, Бергтольд надумал убить его?

      – Сядь и сиди на месте, пока ночь не придет, а не то пожалеешь, что народился на свет.

      Об этом Джинкс и так уже жалел. Однако сел на моховую подушку – там, где велел отчим. И почувствовал, как из земли сочится недовольство Урвальда.

      – Вот и ладушки. Покедова.

      Бергтольд повернулся, чтобы уйти. И застыл, озираясь, на месте. Пошел было в одну сторону, но остановился, вернулся назад и двинулся в другую. И снова вернулся.

      Покосился на Джинкса.

      – Ты, того, случаем, не помнишь, откуда мы пришли?

      – Нет, – ответил Джинкс.

      – Ага, – промолвил Бергтольд. И покивал сам себе, словно размышляя о чем-то.

      «Заблудился, – подумал Джинкс. – Мы оба заблудились».

      – Хотя в какой стороне тропа, я, кажется, знаю, – отважился сказать он.

      – Ага! Ну, и чего ты расселся, как дурак, на земле? Показывай дорогу, мальчишка!

      Джинкс торопливо поднялся и пошел. На самом деле никакого понятия, где тропа, он не имел. Но, по крайности, шагать с Бергтольдом за спиной казалось ему безопаснее, чем сидеть одному в угрожающем сумраке Урвальда. А возможно, еще и под взглядами оголодавших тварей, которые прячутся среди ветвей.

      Обогнув огромный, весь в наростах древесный ствол, Джинкс как раз в какую-то тварь и врезался – и завопил с перепугу.

      – Успокойся, мальчик, я тебя не съем, – сказала тварь.

      И поскольку в Урвальде такие слова услышишь нечасто, Джинкс успокоился. Тварь оказалась мужчиной – высоким, худым, со спутанными волосами, желтыми глазами и бородкой клинышком. Одет он был в длинную пурпурную мантию. Босые узловатые ступни, а в руке корзинка с ягодами омелы.

      Чародеев Джинкс еще не встречал. Все говорили, что у них длинные белые бороды, а не короткие, каштановые и заостренные. Однако волшебство прямо-таки истекало из этого мужчины – волны волшебства, сильные, как биения жизни, исходившие от деревьев, что стояли вокруг.

      – Вот, гуляю с моим мальчишкой по лесу, господин, – сказал отчим Джинкса, слишком поспешно и даже не поздоровавшись.

      В Урвальде распространяться о своих делах не принято, и потому нос чародея дернулся, словно различив дурной запашок вранья.

      – Слишком позднее время, чтобы сходить с тропы, – промолвил он.

      – Так надо ж научить мальчишку отыскивать дорогу в лесу.

      Нос чародея дернулся снова. В этом лесу научиться отыскивать дорогу невозможно – можно только не соваться в него.

      – Кое-кто бросает в лесу своих детей, – заметил чародей. – Если находит, что кормить их слишком хлопотно.

      – Ну, не своих же родных! – сказал Бергтольд. – Пасынков – это да, о таком я слыхал.

      Взор чародея заволокла темная