Повелитель войн. Бернард Корнуэлл

Беды.

      – Будь мы все христианами… – заикнулся было Кутберт.

      – Ха! – отрезал я.

      – Но дракон и звезда не лгут, – продолжил поп. – Беда придет с севера. Пророк так и сказал в Писании: «Quia malum ego adduco ab aquilone et contritionem magnam».

      Он помедлил в надежде, что кто-то из нас попросит перевести.

      – «Я приведу от севера бедствие, – огорчила его Бенедетта, – и великую гибель»[1].

      – «Великую гибель!» – зловеще повторил отец Кутберт. – Зло придет с севера! Так написано!

      И на следующее утро зло пришло.

      С юга.

* * *

      Корабль появился с юга. Ветра почти не чувствовалось, море было спокойным, низкие волны бессильно разбивались о длинный беббанбургский пляж. Приближающееся судно с крестом на штевне оставляло после себя рябь, игравшую золотом в свете утреннего солнца. Оно шло на веслах, лопасти поднимались и опускались в неспешном, усталом ритме.

      – Бедолаги, видно, всю ночь гребли, – предположил Берг. Он командовал утренней стражей на стенах Беббанбурга.

      – Сорок весел, – прикинул я скорее с целью поддержать разговор, чем сообщить Бергу вполне очевидный факт.

      – И идет сюда.

      – Вот только откуда?

      Берг пожал плечами.

      – Что сегодня будет? – спросил он.

      Пришел мой черед пожимать плечами. То же, что и всегда. Будут ставить на огонь котлы, чтобы прокипятить грязное белье, к северу от крепости в больших чанах примутся вываривать соль, воины станут упражняться во владении щитом, мечом и копьем, лошадей поведут на выгул, будут коптить рыбу, доставать воду из глубоких колодцев и варить эль в кухнях.

      – Я предпринимать ничего не собираюсь, а вот ты возьмешь двух человек и напомнишь Олафу Эйнерсону, что он задолжал мне с уплатой подати. Много задолжал.

      – Господин, у него жена больна.

      – Он это прошлой зимой говорил.

      – И половину его стада угнали шотландцы.

      – Скорее он продал скотину, – процедил я. – Никто другой не жаловался на набеги скоттов этой весной.

      Олаф Эйнарсон унаследовал держание от своего отца, который всегда платил аренду в срок овчинами или серебром. Олаф-сын, был крепким и смышленым малым. Его амбиции, очевидно, не ограничиваются выпасом скота на горных пустошах.

      – Я тут прикинул и решил: возьми пятнадцать воинов и вышиби дурь из этого ублюдка. Не доверяю я ему.

      Корабль подошел достаточно близко, чтобы я мог разглядеть трех человек, сидящих перед кормовой площадкой. Один из них был священником – по крайней мере, одет в длинную черную рясу. Именно он встал и помахал, повернувшись к нашим стенам. Я на приветствие не ответил.

      – Кто бы они ни были, приведи их в главный дом, – приказал я Бергу. – Пусть посмотрят, как я пью эль. И подожди вправлять мозги Олафу.

      – Подождать, господин?

      – Давай сначала послушаем, что за новости нам привезли. – Я кивнул в сторону корабля, поворачивающего к узкому входу в беббанбургскую гавань. Насколько было видно, груза на судне нет, а гребцы выглядели измотанными. Похоже, корабль доставил

1

Иеремия, 4: 6.