Повелитель войн. Бернард Корнуэлл

жаждут знамений. Даже христиане ищут знаки в окружающем мире. Мы вглядываемся в полет птиц, опасаемся падения ветки, всматриваемся в рисунок, оставленный ветром на воде, затаиваем дыхание при крике лисицы и сжимаем амулеты, стоит лопнуть струне на арфе. Но знамения тяжело истолковать, если только боги не хотят изложить свою волю прямо. И вот три ночи назад боги отправили в Беббанбург предельно ясное послание.

      Зло обязано было прийти с севера.

* * *

      По ночному небу над Беббанбургом пролетел дракон. Я сам пропустил это зрелище, зато Финан видел, а я ему доверяю. Зверь был огромный, сказал он, со шкурой словно из чеканного серебра, с горящими как угли глазами и с крыльями, достаточно широкими, чтобы закрыть звезды. При каждом взмахе этих громадных крыльев море бурлило, как при порыве шквалистого ветра в тихую погоду. Чудище повернуло морду в сторону Беббанбурга, и Финан подумал было, что пламя вот-вот охватит всю крепость, но раскинутые крылья еще раз медленно поднялись и опустились, море внизу взволновалось, и дракон полетел на юг.

      – А прошлой ночью упала звезда, – сообщил отец Кутберт. – Мехраса ее видела.

      Отец Кутберт, беббанбургский священник, был слеп и женат на Мехрасе – диковинной смуглой девице, которую мы спасли от работорговца в Лундене много лет назад. Девицей я называл ее по привычке, потому как она, ясное дело, была теперь уже средних лет. Все мы стареем.

      – Звезда падала с севера на юг, – настаивал отец Кутберт.

      – И дракон появился с севера, – добавил Финан.

      Я промолчал. Бенедетта прильнула к моему плечу. Она тоже ничего не сказала, но ее рука крепче сжала мою.

      – Чудеса и знамения, – проговорил отец Кутберт. – Что-то ужасное грядет. – Он перекрестился.

      Наступал летний вечер. Мы сидели на улице. Ласточки порхали под карнизами, а внизу, под восточными стенами, беспрестанно накатывались на берег длинные волны. Волны задают нам ритм: бесконечный звук, сопровождающий подъемы и падения. Я родился под этот звук и скоро, должно быть, умру под него. Я коснулся молота-талисмана и взмолился о смерти под шум беббанбургских волн и крики чаек.

      – Что-то ужасное, – повторил отец Кутберт. – И придет оно с севера.

      А может, дракон и падающая звезда предвещают мою смерть? Я снова коснулся молота. Я до сих пор мог скакать на коне, держать щит и махать мечом, но боль в суставах к концу дня напоминала о старости.

      – Самое скверное в смерти, – нарушил я тишину, – это невозможность узнать, что случится дальше.

      Некоторое время все молчали, потом Бенедетта снова сжала мою руку.

      – Глупец ты, – сказала она нежно.

      – И всегда им был, – вставил Финан.

      – Возможно, из Валгаллы ты увидишь, что произойдет дальше? – предположил отец Кутберт. Христианскому священнику не полагалось верить в Валгаллу, но он давно привык угождать мне. Поп улыбнулся. – А может, ты примкнешь к лону римской церкви? – В его тоне угадывалось лукавство. – Уверяю тебя, с небес очень хорошо видно землю!

      – Во время всех твоих попыток