Голова рукотворная. Светлана Волкова

улыбнулся:

      – А если они вернутся, вы их убьёте.

      Он подошёл к резной шкатулке из сандалового дерева, открыл её и вытащил небольшой футляр, обшитый потрескавшейся тёмно-синей кожей. После предыдущего сеанса с Виктором он точно знал, что именно потребуется, и объездил все антикварные лавки в Калининграде, пока не нашёл то, что искал.

      Мосс осторожно открыл футляр. Там на потёртом голубом бархате лежала длинная булавка, по размеру напоминающая скорее небольшую вязальную спицу. Её головка была сделана из круглого стеклянного шара с мелкими пузырьками внутри. В самой глубине шара сидел паучок из тонкой витой проволоки, и его восемь лапок, закруглённых на концах петельками, казалось, вот-вот зашевелятся. Спинку паука пересекал широкий бисерный крест – чёрный на белом фоне. По сути, это была шляпная булавка девятнадцатого или начала двадцатого века с единственным отличием от себе подобных: её конец был остро заточенным.

      Мосс осторожно прикоснулся к стеклянному шару.

      – Что это, док?

      – Если хотя бы одна из них вернётся, приколите её этой булавкой к стене.

      3

      Тревога за Марину обрушилась на Логинова с новой силой, когда Мосс вышел, а он в очередной раз набрал номер жены. Длинные гудки… Тишина…

      За дверью, в крошечной приёмной, должен ожидать следующий пациент. Логинов специально оборудовал помещение таким образом, чтобы приходящие к нему визитёры не пересекались друг с другом. Проблемы у всех деликатные, а среди пациентов есть люди публичные, и элементарная медицинская этика диктует сделать всё возможное, чтобы сохранить их инкогнито. Этика… Именно её нарушение когда-то ставили ему в упрёк бывшие коллеги по университету…

      Дверь приоткрылась, и заглянула помощница Кира.

      – Феликс Георгиевич, приглашать?

      Логинов всё ещё смотрел на экран телефона.

      Миниатюрная, с волосами цвета мокрой коры, чуть раскосыми русалочьими глазами и россыпью веснушек на белом лице – будто кто-то просыпал пшено в снег – улыбчивая Кира деликатно ждала его ответа.

      Логинов тряхнул головой, прогоняя пасмурные мысли, и, не глядя на неё, ответил:

      – Я сам.

      Он прошёл в приёмную. Новый пациент – шумный, с арбузным животом, одетый всегда в рубашку-поло дорогой марки, с неизменной клюшкой для гольфа в руках – сидел, развалившись в кресле, нога на ногу, и смотрел спортивный канал на большом настенном экране. Гольфист – так про себя называл его Логинов, помечая в ежедневнике его визит латинской буквой G. Этот парень был помешан на гольфе, что в последнее десятилетие было не таким уж редким явлением. Особенно в кругу состоятельных людей. Если бы он просто оставался фанатом – пусть буйным, агрессивным, – в этом не было бы никакой патологии. Мало ли одержимых болельщиков – что ж, всех лечить? Но Гольфист стал воспринимать окружающий мир как большое поле для гольфа. Нет, он не был агрессивен, а скорее, капризен как ребёнок. Родственники мирились с этим его заскоком, считали прихотью, эдаким пунктиком