У истоков христианского притязания. Луиджи Джуссани

непроизвольно сказали бы рабочим: «Не прекращайте работы, давайте продолжим трудиться. Разве вы не понимаете, что этот человек безумен?» «Да, он безумен», – эхом откликнулись бы люди. «Разумеется, он безумен», – повторили бы они, вновь взявшись за работу по приказу начальства. И только некоторые, глубоко пораженные, не отрывают от него взгляда и не повинуются, как основная масса, своим начальникам, но приближаются к нему и следуют за ним.

      В этих фантастических образах выражено то, что произошло в истории и что происходит в истории по сей день.

      Здесь перед нами уже не теоретическая (философская или нравственная), но – историческая проблема. Первый вопрос, которым мы должны проникнуться, вовсе не вопрос: «Разумно ли или правильно ли то, о чем говорит христианская весть?», но – другой, а именно: «Правда ли то, что это произошло?», «Правда ли, что Бог вмешался в историю?»

      Я хотел бы отметить, хотя это в целом вытекает из вышесказанного, что «новый» вопрос требует иного метода. Разницу в методологии можно было бы выразить следующим образом. Если человек может и должен открыть существование некого таинственного quid, бога, посредством аналитического восприятия своего опыта реальности (и мы видели, как история свидетельствует, что обычно именно так и происходит), то проблема, о которой мы сейчас говорим, будучи историческим фактом, не подлежит проверке в рамках аналитического осмысления структуры своего собственного отношения с реальностью. Это непреложный факт, осуществившийся или не осуществившийся во времени: он есть или его нет, он либо случился, либо нет. Либо это действительно событие, явившееся в существовании человека внутри истории, и поэтому требует констатации произошедшего, либо остается некой идеей. В случае подобной гипотезы метод представляет собой историческую констатацию объективного факта.

      Тогда вопрос «Правда ли, что Бог вмешался в историю?» неизбежно соотносится прежде всего с тем несравненном притязанием, которое является содержанием совершенно определенной вести: он неизбежно превращается в другой вопрос, а именно: «Кто такой Иисус?» Христианство возникает как ответ на этот вопрос.

      3. Необходимость решить проблему

      В романе «Братья Карамазовы» Достоевский говорит: «Вера сводится к этому страшному вопросу: может ли современный, европейски образованный человек верить, действительно верить в божественность Сына Божьего Иисуса Христа?» Именно на этом уровне идет речь о религиозном вопросе: в любом случае, перед любым индивидуумом, которого достигает эта весть, простой факт, будь то даже лишь человек, который утверждает: «Бог стал человеком», ставит радикальную, неустранимую для религиозной жизни человечества проблему.

      Кьеркегор в своем «Дневнике» пишет: «С человеческой точки зрения соблазн в его самой низшей форме – это оставить без решения все вопросы, касающиеся Христа. Истина состоит в том, что был совершенно забыт христианский императив: ты должен. То, что тебе была возвещена христианская весть,