Албазинец. Алексей Воронков

В таком пылу про все на свете забываешь…

      С ужасом наблюдавшая эту сцену Любаша не выдержала и побежала за отцом. Боялась, что слободские убьют ее Петю.

      – А ну, кончай буянить! – уже издали заорал Платон. – Силу что ли некуда девать? Вот сейчас как оттяну вожжами – будете знать!

      Однако слова его потонули в общем гвалте побоища, и тогда он принялся растаскивать петухов. Кое-кому из самых драчливых пришлось даже по шеям дать. Особо сопротивлялся Петр, который все пытался добраться до Захаркиной рожи. Уже и куча-мала рассеялась, а он продолжал размахивать кулаками да браниться. Тогда Платон схватил его за шкирку и притянул к себе.

      – Эх, ты! Отца-казака позоришь. Иди отсель, и чтоб я тебя боле не видал! – в запале прошипел он ему в самое ухо. – И помни, со мной шутки плохи. Я тебе покажу, как на чужой улице кулаками-то махать.

      – Но, тятенька, он же не виноват! Не он драку-то затеял, – попыталась заступиться за Петра крутившаяся здесь же Любашка.

      Но тот зыркнул на нее сердито, и она замолчала. Отойдя в сторонку, она с неукротимой бабьей жалостью смотрела на своего Петрушу, у которого все лицо было в крови. Да и брата его, Тимоху, ей было жалко. Ведь тому не меньше досталось.

      – Ладно, мы пошли, – напоследок недобро взглянув на обидчиков, произнес Петр.

      – Покедова, казак! Мало мы тебе наподдали – надо б было еще больше, – этак нахально посмотрел на него Захарка.

      Петр сплюнул кровавую слюну.

      – Ничо, мы еще встренимся! – угрожающе произнес он. – Наш тятя говорит: это гора с горой не сходится, а горшок с горшком уж точно когда-нибудь столкнутся!

      – Давай-давай, топай! – победно бросил ему вслед Захарка. – А придешь – снова получишь.

      – Петенька! – неожиданно подала голос Любаша. – Тебе очень больно?

      Глядя на то, как тот волочит поврежденную ногу, спросила она и тут же получила от отца затрещину.

      – Иди в дом! – приказал он ей.

      А затем обратился к Захарке:

      – А ты чтобы завтра утром был у меня в кузне. Хватит варлыжить[61] по улице – пора делом заняться. Али передумал?

      – Хорошо, дядька Платон! Завтра и приду, – произнес Захарка и многозначительно посмотрел на Любашу Мол, теперь-то я всегда буду рядом с тобой, а вот Петьке твоему дорога в слободу заказана…

      2

      Почти целый день Черниговский со своим людьми провел на Симоновской заимке. Прибыли туда в полдень, а дворы пусты.

      – Где люди-то? – спросил атаман сидящего на лавочке древнего старичка с белой как снег бородой.

      Тот подслеповато щурясь, попытался рассмотреть пришлых. Когда понял, что это не вражины какие-то, а свои, казаки, сказал:

      – Так ить на косьбе все. Робят копотко. У нас как говорят? Петров день замаячил – ладь, паря, косы да серпы.

      Трудится, значит, народ, удовлетворенно отметил про себя атаман. Это хорошо.

      – Ну и как вам тут живется? – слезая с лошади и беря ее под уздцы, поинтересовался атаман. – Может, обижает кто?

      Дедок призадумался.

      – Да как тебе сказать, – опершись

61

Варлыжить – шляться.