Албазинец. Алексей Воронков

в коврах. На одном из них в окружении пистолетов, кинжалов и сабель висели два ружья – дульнозарядная фитильная аркебуза и кремневая фузея, какие были на вооружении русской армии. Здесь же находился кан, который зимой служил для подогрева помещения и где любил возлежать Лавкай.

      Князь усадил гостей за круглый столик, следом опустился на ковер сам и что-то сказал стоявшим у дверей двум молодым вооруженным кинжалами охранникам. Тут же один из них юркнул в проем, и уже скоро в горницу стали по очереди входить княжеские слуги с угощениями. Первым выставили хмельное. Это был глиняный кувшин с аракой и к нему три маленькие фарфоровые пиалы. Следом внесли фрукты, вяленое мясо конины, арсу – даурский сыр, восточные сладости, приготовленного на парý сазана, вконец прибыл большой медный казан с еще булькающим варевом, видно, только что снятым с огня. И тут же помещение наполнилось столь желанным съестным духом.

      – Мне б людей своих накормить, – машинально сглотнув слюну, произнес Федор. – Да ты не бойся, княже, деньга у нас имеется.

      Он отстегнул от пояса мешочек с серебром. Князь остановил его взмахом руки. Спрячь, говорит, у нас с гостей денег не берут. А твоих людей и без того накормят, да и о лошадях позаботятся.

      Федора его слова успокоили, и он с легким сердцем приступил к трапезе. Перед тем, как поднять чванец[35] с водкой, он в мыслях пославил Отца и Сына и святого Духа, потом деву Богородицу. Вслух же пожелал здравия хозяину дома и его родне. Ели в благоговейном молчании, и только Егорша-толмач уплетал за обе щеки так, что за ушами трещало.

      Федора тяготила такая обстановка. За последние вольные годы он привык к бурным дружеским застольям с грубыми и бесстыдными речами, непристойным срамословием, к смеху за столом, песням и хмельным пляскам. Было, что по пьяному делу и бесчинствовали за игрой в кости, и колотили друг друга, пугая стоящих за их плечами ангелов Божьих. Хотя прекрасно знали, что все это им припомнится на Страшном суде, потому как бесы записывают их дела и поступки и передают сатане. «Побойтесь Бога! – не раз повторял Гермоген, когда видел, что ему не под силу обуздать этих людей, отравленных бесконечной волей. – Когда иудеи стали в пустыне есть и пить и, объевшись и упившись, начали веселиться и блуд творить, тогда земля поглотила их».

      Изредка Федор, опрокинув очередной чванец, все же открывал рот, чтобы похвалить угощение. Знал, что тогда Бог придает пище благоухание и превращает ее в сладость.

      Последним поставили перед гостями байдару – большой глиняный кувшин со слеваном. Этот даурский напиток уже и в Албазине успели полюбить. Дело нехитрое: кирпичный зеленый китайский чай, на крайний случай, разбор черного чая, шелунгу, истолочь в ступе, потом заварить в байдаре кипятком, влить туда кобылье молоко, положить несколько ложек сливочного масла и все это посолить по вкусу. Какое-то время напиток выдерживается, пока не станет темным. Бывает, что вместо молока в чай кладут сметану или сырые взбитые яйца. Для большой компании такой напиток готовится в деревянных

35

Чванец – сосуд, посудина.