Албазинец. Алексей Воронков

помочь людям где словом, где делом, а если надо, то и устраивал кому-то нагоняй за лень, дебоши и другие проступки. Бывало, что и морды бил провинившимся, и нагайкой порол. Люди не обижались на него – на то он и атаман.

      Лишь одну слабость Никифор для себя и для товарищей своих оставил. Как пили раньше его казачки, так и теперь без браги да горелки никуда. Гермогену это было не по нраву. Он злился, порой даже кричал на Никифора и, вспоминая слова Моисея, обличавшего в своих песнях пьянство, называл аспидом с полей Гоморрских. А Никифор только улыбался.

      – Ну какой казак без буйного веселья? – спрашивал он старца.

      Мол, читый, то бишь трезвый казак – это уже не казак, а баба. Тяжкая служба требует праздников, иначе иссохнет отчаянная душа. Оттого и зобают горелку да брагу казаки, находя в этом отдохновение. А еще черпая ярость и силу для будущих подвигов. Но Гермоген эти слова пропускал мимо ушей. Он так и считал, что пьянство – дело ледащее[28] и пагубное. И что напрасно атаман не бажит[29] слухать его – ведь он на путь истинный пытается его наставить. Но только вот пока не получается…

      За благословением к старцу стали подходить и другие казаки. «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа…», – не переставая, шевелились губы Гермогена, старавшегося осенить крестом каждого, кто припадал к его руке.

      – Солнышко маит ноне – аки чертова сковорода, – благословив толстозадую казачку, неожиданно произнес Гермоген и вытер рукавом разваренное на солнце потное лицо.

      – Да уж!.. Отче, тут ко мне одна мыслишка пришла, – улучив момент, обратился Никифор к старцу. – Хочу на будущей недельке королевство свое объехать, по острожкам здешним да заимкам прогуляться. Скоро зима, вот я и погляжу, как там народ к ней готовится. Может, у людей жалобы какие имеются али просьбы. А еще я слыхал, что в иных весях заместо того, чтобы строить жилье и запасаться едой, люди баклушничают, а то и вовсе пребывают в сплошном пьянстве. Забывают, видно, горемычные, какие тут зимы лютые. Ну рази ж их переживешь без теплого крова да еды?

      Старец согласно кивнул.

      – Хорошее дело задумал, сын мой. Так что получай мое благословение и ступай себе с Богом, – сказал он. – А там сам смотри. Коль надобно будет, так и власть примени. Наша крепь державная – это вера и порядок. Так что давай, не тушуйся.

      Он немного помедлил и вдруг:

      – А ведь от тебя, братец, сивухой разит. Смерть как разит! – повторил он и поморщился. – Вижу, хорошо вчера ироды погуляли.

      – Хорошо, отче. Лучше некуда, – склонив голову, виновато проговорил Никифор.

      – Ну и много крови-то было? – заметив, как поникла у того голова, спросил старец. – Вижу, по глазам твоим бесстыжим вижу, что и на этот раз без мордобоя не обошлось. Али я не прав?

      Атаман поморщился.

      – А не бери в голову, старче! Ведь никого ж не зашибли. Тада какой разговор? – сказал он. – Но это, поверь, в последний раз. Больше никаких раздоров у меня в праздники не будет. Не то я…

      – Да

28

Ледащий – дрянной, негодный.

29

Бажить – желать.