Акулы во дни спасателей. Каваи Стронг Уошберн

кому удалось стараканить у взрослых пиво из ведерка со льдом. И вся эта крутизна ради Джеймса и Скайлера, ведь у их предков были блестящие джипы и тяжелая темная мебель в домах с высокими потолками – словом, все, о чем мечтал Дин. Но как туда попасть, разве что подружиться с богатенькими сынками: вдруг повезет и перепадет что-то из того, чем они были наделены, а он обделен.

      При этом и я, и мой брат прекрасно знали: пока я единственный, кто сделал хоть что-то для нашей семьи, из-за акул и всего, что началось потом. Нас показывали в новостях, о нас писали в газетах, и каждый раз мама с папой рассказывали, как плохо мы живем. Те, кто видел и слышал мамины с папой рассказы о том, что мне повезло уцелеть после нападения акул, но мы так бедны, что нас прикончат цены на продукты и арендная плата, присылали нам деньги, поношенную одежду, кое-где даже бесплатно давали еду.

      Но пожертвованиями дело не ограничивалось. Я написал про акул в заявлении на поступление в Академию Кахена, ведь приемная комиссия наверняка тоже слышала обо мне. Я поступил в лучшую частную школу штата – на полное обеспечение, как и все коренные гавайцы, – хотя учились в ней дети таких богатых родителей, что куда там Джеймсу со Скайлером.

      Мои родные, особенно Дин, видели, что со мной происходит, – как стремительно я поумнел, точно мозг волшебным образом помог мне обскакать всех одноклассников. Да и укулеле – те песни, которые я научился играть. Он настоящий талант, говорили учителя маме с папой, и те сияли, как солнце. Родители без конца повторяли, что у меня дар. Прямо при Дине и Кауи.

      Вот так обстояли дела, а тут мой брат с Джеймсом и Скайлером, ну и я. Они прекрасно помнили все эти разговоры.

      – Ну так что, Дин, – сказал Скайлер, – я попробую с ним или как?

      Дин посмотрел на меня, заулыбался, но внутренне поежился, я клянусь, – может, не хотел доводить до крайности, в конце концов, он мой брат. Однако потом ухмыльнулся.

      – Все попробуют по очереди, Ноа, – объявил он.

      Нелегальные салюты – красные, синие, золотые, какие позволено запускать только отелям, – ухали в черноте над нами, отбрасывая наши тени на оштукатуренные стены Скайлерова особняка.

      – Ты же тяжелее меня фунтов на сто, – сказал я Скайлеру. Как будто это поможет. Как будто хоть что-то поможет.

      – Не боись, – ответил Джеймс. – Чё ты как девочка.

      – Давай кулак. – Скайлер шагнул поближе, ударная рука его подрагивала. Он навел ее на меня, медленно и крепко сжал пальцы, я заметил, что костяшки ободраны до крови, кожа висит. Из-за угла долетал гул вечеринки, искристый стук громоздящихся пивных бутылок, потом петарды, бах-бах-бах.

      – Хватит. – Кауи встала руки в боки, голос у нее был тоньше, чем у нас всех. Мы, пацаны, застыли, мы и забыли о ней, а она тут, рядом со мной, сестра, младше меня на три года.

      Я снова взглянул на Дина и тут же об этом пожалел, даже до сих пор вспомнить стыдно. Я-то думал, что он вмешается, скажет – это была шутка; разумеется, подросток, вымахавший со здорового мужика, не может состязаться с мальчишкой.

      – Давай,