Изгнанницы. Кристина Бейкер Клайн

длинными деревянными спицами. Ощутив мягкие, теплые руки этой женщины на своих собственных, испытав прикосновение человека, не выказывающего по отношению к ней ни презрения, ни пренебрежения, девушка сморгнула навернувшиеся слезы.

      – Ну-ну, дорогая, дай-ка я поищу платок, – сказала миссис Уоррен, поднимаясь со скамьи.

      Наблюдая, как квакерша пересекает помещение, Эванджелина пробежала пальцами по небольшой выпуклости своего живота, очерчивая едва угадываемые под тканью нового зеленого платья контуры носового платка Сесила. Через мгновение она ощутила в самом низу живота какое-то трепетание, как если бы там плавала крохотная рыбка.

      Должно быть, это ребенок. Эванджелина вдруг почувствовала потребность защитить его и рассеянно прикрыла низ живота ладонью, словно укачивая малыша.

      Этот малыш родится в неволе, позоре и неопределенности; его ждет будущее, исполненное борьбы и тяжкого труда. Но то, что поначалу казалось Эванджелине злой шуткой судьбы, сейчас воспринималось ею как смысл жизни. Она несла ответственность не только за себя, но и за другое человеческое существо. Как же отчаянно она надеялась, что ее сыну или дочери выпадет возможность, вопреки невеселым обстоятельствам своего рождения, преодолеть все и обрести счастье.

      Скрежет и щелчки отпираемых замков в конце длинного темного коридора. Свет ламп, выплеснувшийся на камень. Громыхание тележки, груженной цепями и кандалами. Резкие голоса тюремщиков: «Давайте уже, пошевеливайтесь! Нечего кота за хвост тянуть!»

      – Пора, – сказала Олив, толкая Эванджелину в плечо. – Это за нами.

      Перед дверью камеры стояли три стражника. Один держал в руке кусок пергамента, другой подсвечивал его сверху лампой. Третий водил дубинкой взад-вперед по решетке.

      – Эй, вы все, слушайте сюда! – начал он. – Чье имя называю, та делает шаг вперед! – Он покосился на бумагу. – Энн Дартер!

      Послышался шорох, бормотание, а потом вперед пробралась та юная девушка, у которой умер ребенок. Эванджелина прежде и не знала, как ее зовут.

      – Будет чудом, если эта доплывет, – пробурчала Олив.

      – Мора Фриндл!

      Из тени осторожно выступила какая-то незнакомая Эванджелине женщина.

      – Олив Риверс. Эй, не спим!

      – Да тут я, не гони лошадей, – отозвалась она, кладя руки на решетку.

      Стражник с дубинкой снова провел ею по решетке, тра-та-та-та, заставив Олив отдернуть руки.

      – И последняя. Эванджелина Стоукс.

      Эванджелина заправила прядь волос за ухо. Обхватила себя рукой за живот и вышла вперед.

      Стражник поднял лампу повыше, чтобы лучше ее разглядеть:

      – Ах, какая сладкая конфетка.

      – Да вот только мужиков терпеть не может, – вставила Олив. – Так что тебе ловить ничего.

      – Ну, с каким-то парнем она-таки слюбилась, – под общий смех возразил стражник с лампой.

      – И смотри, куда ее это завело, – ответила Олив.

      В