Голливудские триллеры. Детективная трилогия. Рэй Брэдбери

Он нас всех спасет. – У Генри задрожал голос. – Теперь ты понимаешь, почему я не хочу, чтобы ты сказал об этом Фанни? Мы ей расскажем потом, понемногу. Будем сообщать каждую неделю о каком-то одном случае. Растянем на несколько недель. Пьетро Массинелло в тюрьме, его собаки пропали, кошки разбежались, гусей сварили. Сэм в больнице. Джимми утонул. А я? Взгляни на мой платок. Я его комкаю в кулаке. Он весь мокрый от слез. Я не слишком-то хорошо себя чувствую.

      – Да уж, сейчас вряд ли кто чувствует себя хорошо.

      – А теперь, – Генри безошибочно протянул руку туда, откуда раздавался мой голос, и мягко коснулся моего плеча, – а теперь поднимайся и изволь быть веселым. Повесели Фанни.

      Я постучал в дверь Фанни.

      – Слава богу! – донесся до меня ее голос.

      Казалось, будто пароход поднялся вверх по течению, широко распахнул дверь и, вспенивая воду, по линолеуму вернулся назад.

      Снова втискиваясь в свое кресло, Фанни взглянула на меня и спросила:

      – Что стряслось?

      – Стряслось? Господи. – Я повернулся и посмотрел на дверную ручку, за которую все еще держался. – Ты что, никогда не запираешь дверь?

      – А зачем? Кому придет в голову врываться сюда и штурмовать Бастилию? – Но Фанни не смеялась. У нее был настороженный вид. Как и у Генри, нос у нее был чуткий. А меня бросило в пот.

      Я закрыл дверь и сел в кресло.

      – Кто умер? – спросила Фанни.

      – Умер? Что ты хочешь сказать? – запинаясь, ответил я вопросом на вопрос.

      – У тебя такое лицо, будто ты только что с китайских похорон и очень проголодался. – Она сделала попытку улыбнуться, но только поморгала.

      – Ах да, – нашелся я. – Меня Генри напугал в вестибюле, вот и все. Ты же его знаешь. Входишь в дом, а его в темноте не видно.

      – Какой ты никудышный враль! – возмутилась Фанни. – Где ты пропадал? Я извелась, дожидаясь, когда ты наконец явишься. Ты когда-нибудь уставал оттого, что ждешь? Я так ждала тебя, дорогой мой, боялась, не случилось ли чего. Ты, наверно, грустил?

      – Очень грустил, Фанни.

      – Ну вот. Я так и знала… Это из-за того ужасного старика в львиной клетке? Так ведь? Как он смел огорчить тебя?

      – От него это не зависело, Фанни, – вздохнул я. – Наверно, он предпочел бы остаться в билетной кассе и подсчитывать конфетти у себя на жилете.

      – Ну ладно. Фанни тебя развеселит. Не опустишь ли иголку на пластинку, дорогой? Да, это она, Моцарт. Под него можно петь и танцевать. Как-нибудь пригласим сюда Пьетро Массинелло, хорошо? «Волшебная флейта» как раз для него. И пусть приведет свой зверинец.

      – Конечно, Фанни.

      Я опустил иголку, пластинка многообещающе зашипела.

      – Бедный мальчик, – вздохнула Фанни. – У тебя и впрямь несчастный вид.

      Кто-то тихо поскреб по двери.

      – Это Генри, – сказала Фанни. – Он никогда не стучится.

      Я пошел открывать и услышал голос Генри в коридоре:

      – Это я.

      Я распахнул дверь, и Генри потянул носом.

      – Мятная