Брать живьем! 1919-й. 2. Сергей Юров

Видите, две глубокие бороздки, вот здесь?.. А теперь взгляните на другую.

      Осмотрев пули, я сделал однозначный вывод:

      – Выпущены из одного ствола.

      – Cовершенно верно, из нагана. Не исключаю того, что курок спускал сам главарь бандитов.

      – Вполне возможно… А где жили Соколов и Зайцев?

      – На 1-й Царицынской. Для справки, Соколов был вдовцом, супруга его скончалась год назад от тифа. Жил с тещей, Евпраксией Тихоновной, и сыном Александром. У Зайцева остались жена, Прасковья Сидоровна, и двое детей.

      – Как бы побеседовать c вдовой Зайцева и тещей Соколова.

      Иванов внимательно поглядел на меня, пожевал губами.

      – Я уже разговаривал с ними. О кладе они знают столько же, сколько и мы.

      – И все же.

      – Хорошо, хорошо… Нетесов!

      В дверном проеме показалась черноволосая голова.

      – Подкинь-ка товарища Нечаева к дому Соколова и Зайцева!

      – Будет сделано! – козырнул парень.

      Я встал со стула и, прежде чем выйти из кабинета, бросил взгляд в окно.

      – Антон Сидорыч, извозчиков снаружи не убавляется. Никто из них, кажется, и не думает уходить.

      Милиционер развел руками.

      – Уж что только не делал: принимал самых недовольных, беседовал с ними, доводил крайнюю необходимость мобилизации лошадей…

      – Понимают?

      – Не очень, сознательности маловато.

      ***

      Cемьи убитых милиционеров жили в двухэтажном доме, перед которым был разбит ухоженный палисадник с кустами сирени и цветами. Нетесов остался в пролетке, а я прошел в дом и постучал в дверь, обитую дермантином. Рядом с ней стояла крышка гроба. На порог вышла вдова Зайцева. Она была полноватой, круглолицей женщиной с небольшими голубоватыми глазами, в которых пряталась неизбывная тоска.

      – Здравствуйте, Прасковья Сидоровна, – сказал я и показал свое удостоверение. – Знаю, что вам уже задавали вопросы. Но я хотел бы уточнить кое-что.

      – Ничего, уточняйте.

      – В день прихода мамантовцев вас с детьми отправили в Дерновку, верно?

      – Верно.

      – Потом туда прибыл и ваш муж. Скажите, он никуда не отлучался из деревни?

      – Нет, все время оставался при мне и детях.

      – Он рассказывал вам о своих лесных приключениях?

      – Кое-что из него вытянула, – ответила хозяйка, прижимая к себе своих детишек, пятилетнего мальчика и трехлетнюю девочку. – Николай у меня молчуном был, Царствие ему Небесное. Цигарку в рот воткнет и носом в газету. Спрашиваю, тяжко пришлось-то? Ничего, говорит, от казачков утекли, а лес, мол, как лес: кругом птички, зверьки разные да вечный сумрак. Про саквояжи те cказал так: «Откопал их кто-то». И ругательство свое извечное добавил: «Бога душу мать!»

      – Cпасибо, примите мои соболезнования… А Соколовы где живут?

      – Прямо над нами.

      Я поднялся этажом выше. И здесь стояла крышка гроба. Слегка поскрипывающую дверь открыла высокая старушка с прямым длинным носом и острым подбородком. За ее