Hi-Fi. Ник Хорнби

назад я занял денег и открыл собственное дело!) и на его субботних завсегдатаев, отлично понимаю, как чувствовали бы себя обитатели Помпеи, обладай они способностью чувствовать (хотя вообще-то они нам теперь и интересны ровно потому, что этой способности лишились). Я застрял навсегда в этой ситуации – ситуации владельца магазина – из-за того, что в далеком 1979 году у меня на несколько недель съехала крыша. Но с другой стороны, могло быть и хуже: а вдруг бы я поперся на призывной участок или устроился чернорабочим на ближайшую скотобойню? Этого не произошло, я примерил новую маску, и пошло-поехало с тех пор я так и вынужден шагать по жизни с этой устрашающей маской на физиономии.

      В конце концов я перестал слать ей письма; еще через несколько месяцев и писать их перестал. Я по-прежнему строил планы расправы над Марко, но теперь он у меня умирал совсем быстро (мгновение на то, чтобы понять, кто перед ним, а потом сразу БАБАХ!), мне больше не хотелось мучить его, как это делают киношные маньяки. Я снова стал спать с девушками, но каждый очередной, скажем так, роман был для меня случайной кратковременной удачей, ни в коем случае не покушающейся на мое мрачно-подавленное самоощущение. (Я даже придумал себе «свой женский тип» – по примеру Джеймса Стюарта из «Головокружения»[8]: сногсшибательная, не лезущая за словом в карман, коротко стриженная блондинка с претензией на изысканность вкуса; с ним, этим самым типом, я попадал впросак не раз и не два.) Я стал меньше пить и на том же болезненном заводе бросил вслушиваться, о чем поют все эти группы. (Какое-то время любая песня, в которой кто-то уходит от кого-то, казалась мне чудовищным образом попадающей в точку. А поскольку поп-музыка практически вся целиком состоит из таких песен, я, работая в музыкальном магазине, более или менее всю дорогу чувствовал себя чудовищно уязвленным.) Я бросил сочинять убийственные остроты, от которых Чарли должна была бы корчиться на полу в пароксизме раскаяния и самоомерзения.

      Но в то же самое время я был на все сто уверен: чем бы я ни занимался – работой ли, девушками ли – все это так, абы чем заняться. Я внушил себе, что Чарли может позвонить в любой момент и тогда мне надо будет живо со всем завязывать. Я даже колебался, заводить или нет собственный магазин: вдруг Чарли позовет с собой за границу, а у меня не получится достаточно быстро свернуть дела; готовность же вступить в брак, выплачивать кредит за купленный нами дом и стать отцом была само собой разумеющейся. И это при том что я отнюдь не утратил чувства реальности и по-своему был в курсе событий, в воображении пристально отслеживая ее жизнь, не упуская из виду фатальных перемен (Они с Марко поселились вместе! Они купили дом! У них была свадьба! Она беременна! Она родила ему дочку!), которые лишь требовали от меня известных усилий и умения приспособиться, питая одновременно мои оптимистические фантазии. (Ей некуда будет податься, когда они расстанутся! Ей ведь правда некуда будет податься, когда они расстанутся, и мне придется помогать ей деньгами! Мы поженимся, и у нее откроются глаза! Я, как родного, приму ее ребенка от другого мужчины, и вот тогда-то

8

«Головокружение» – 1958, режиссер А. Хичкок.