Hi-Fi. Ник Хорнби

потом как-то на вечеринке я увидел, что Фил с Джеки шушукаются в уголке, и Фил при этом был явно расстроен, весь побледнел и чуть не плакал, а потом он ушел домой, а на следующее утро Джеки позвонила мне и спросила, не хочу ли я пойти погулять, и мы пошли гулять, и с тех пор уже ни от кого не прятались; продолжалось это недели три.

      Ты скажешь, Лора, мы были детьми. Ты скажешь, что это идиотизм – сравнивать Роба и Джеки с Робом и Лорой, давно разменявшими четвертый десяток, прочно стоящими на ногах, живущими вместе. Ты скажешь, что подростковый адюльтер ничто в сравнении с адюльтером взрослых, и будешь не права. С тех пор я несколько раз оказывался одним из углов любовного треугольника, но этот самый первый угол был и самым острым. Фил перестал со мной разговаривать, наша субботняя компания тоже отныне не хотела иметь с нами дела. Мама Фила позвонила моей маме. В школе я несколько недель чувствовал себя неуютно.

      Сравни – и пойми разницу – тогдашнюю мою ситуацию с тем, как бы я повел себя в подобных обстоятельствах сейчас, когда я мог бы начать ходить в другие пабы и клубы, мог бы не отключать автоответчик, больше времени проводить в городе и меньше сидеть дома, порвать с прежним кругом общения и вписаться в новый (как правило, откуда бы ни взялась очередная моя подруга, ее компания никогда не пересекается с моей), а также избегать контактов с оскорбленными в лучших чувствах родителями. Тогда же вот так уйти в тень было невозможно. Хочешь не хочешь, приходилось принимать удар.

      Что в ту пору озадачивало больше всего, так это чувство унылого разочарования, охватившее меня после звонка Джеки тем воскресным утром. Я совершенно не понимал, что бы оно значило. Ведь сколько месяцев я подготавливал ее похищение, и вот теперь, когда она в полном моем распоряжении, я не чувствовал ничего – и даже того меньше. Ясное дело, Джеки я об этом сказать не мог, но в то же время не мог и источать того восторга, какого, я это прекрасно видел, она от меня так ждала. Поэтому я решил вытатуировать на правом плече ее имя.

      Оставить на себе пожизненную отметину мне представлялось тогда выходом гораздо более легким, нежели объяснять Джеки, что произошла нелепая ошибка, что я все безбожно напутал. Она увидит мою наколку, рассуждал я, и мне не придется вымучивать из себя слова, произнести которые выше моих сил. Я бы сказал ей, что я не из тех, кому без татуировок никуда, что я не принадлежу и отродясь не принадлежал ни к числу пофигистов-рокеров, ни к накачанным пивом амбалам. Впрочем, как раз в это время у нас в школе пошла повальная мода на наколки, и я точно знаю, что многие мужчины, коим сейчас изрядно за тридцать – среди них есть бухгалтеры и учителя, менеджеры по персоналу и программисты – из той далекой эпохи донесли на своей шкуре душераздирающие послания типа «МАНЧЕСТЕР – ЧЕМПИОН!» или «LYNYRD SKYNYRD».

      Я и собирался-то всего-навсего выколоть у себя на плече таинственное «Д+Р», но у Виктора, мастера по тату, не нашлось нужного трафарета.

      – Ну и кто тут она – «Д» или «Р»?

      – «Д».

      – И