Имеющий уши, да услышит. Татьяна Степанова

преодолевая слабость, она попросила принести ей много горячей воды и большой таз. В доме в Иславском имелась прекрасная ванная, обустроенная на английский манер, но у Клер не было пока сил выйти наружу. И она остервенело мылась прямо у себя в комнате, стоя в тазу и поливая всю себя горячей водой из трех кувшинов. Терла до красноты кожу мыльной мочалкой, осматривала ссадины на груди и бедрах, оставленные мелкими камнями, когда он, насильник… Когда он пытался сзади овладеть ею, разглядывала ужасные багровые синяки на ребрах, когда он избивал ее в кустах у беседки.

      Вымывшись, она завернулась в простыню и рухнула на кровать. Ей не хватало присутствия духа глянуть в зеркало на свое разбитое лицо.

      – Я не приняла вашего спасителя графа Комаровского в своем доме, – продолжала Юлия Борисовна. – После того как он собственноручно отнес вас в вашу спальню, он два часа, пока мы хлопотали вокруг вас, просидел в гостиной – в своей мокрой одежде, как был. Я велела, правда, зажечь там камин, чтобы он хоть немного обсох. Потом мы коротко поговорили. Он сказал, что приехал из Москвы поклониться могиле своего друга – моего мужа. Я ответила, что зимой, будучи в Москве, когда он привез известие о восшествии на престол нынешнего государя и искоренял московскую крамолу, учиняя дознание и розыски, аресты и допросы многих моих друзей, родственников и знакомых, подозревая их в причастности к восстанию и участию в тайных обществах, о своем дружеском долге перед моим покойным мужем он даже и не вспомнил. Я сказала ему, что благодарна за ваше спасение, Клер, но ему лучше покинуть Иславское, где ему не рады. Он был уязвлен в своей гордыне и… уехал ночью. Но он покинул только мой дом, понимаете? Уже на пороге он объявил мне, что лично проведет дознание здесь о том, кто напал на вас, и найдет преступника. Я повторяю – известие о том, что вы та самая Клер Клермонт, поразило его несказанно. Конечно, он слышал о вас – вы же знаете, сколько любопытства и слухов вы породили в свете, когда приехали в Россию. Он слышал о вас не просто светские новости, но думаю, интересовался вами и по долгу службы. Жандармы ведь всегда в курсе всего происшедшего. А вы очень заметная фигура, Клер. Все европейские газеты писали о вас, о Байроне, о ваших отношениях и вашей битве за дочь. Так что генерал слышал о вас. И вот увидел. И поэтому он не уезжает отсюда. Мне еще раньше писали мои друзья из Петербурга – все то время, пока заседал Высокий уголовный суд, генерал Комаровский не мог показаться в свете во многих домах, где он прежде бывал как друг и сановник такого ранга. Его просто перестали принимать – сказывались больными, уезжали. От него стали шарахаться как от чумы, понимаете? В глаза ему никто, конечно, ничего такого не говорил, но он стал изгоем там, где привык прежде к дружескому свободному общению. Сразу после вынесения приговора он написал на высочайшее имя прошение о бессрочном отпуске. Думаю, речь идет о его желании получить отставку. Он отправляется в свое орловское имение к семье. Едет тайно – в простой дорожной карете, без графского герба, без обслуги, без лакеев и