Стенание. Кристофер Джон Сэнсом

а ее владелец, стоя по колено в зеленой пузырящейся воде, пытался вытащить животное.

      Мы прошли мимо тюрьмы, где, как всегда, заключенные протягивали сквозь прутья руки, прося подаяния, потому что, если бы никто не давал им на пропитание, они бы просто-напросто умерли с голоду. Мне невольно вспомнилась Энн Аскью, которой фрейлины королевы посылали деньги в Ньюгейтскую тюрьму. Оттуда бедняжку перевели в Тауэр, где ее жестоко пытали, а потом сожгли на костре. Я содрогнулся.

      Мы вышли за городскую стену через западные Ладгейтские ворота, и впереди показалось грандиозное здание собора Святого Павла. Его деревянный шпиль, вознесшийся в голубое небо, маячил на высоте пятьсот футов. Николас изумленно взглянул на собор.

      – Что, в Линкольншире нет таких зданий? – улыбнулся я.

      – Линкольнский собор тоже прекрасен, но я видел его лишь два раза. Владения моего отца находятся на юге графства, близ Трента.

      Когда парень упомянул об отце, я уловил в его голосе сердитую нотку.

      За Ладгейтскими воротами на улице Бойер-роуд вовсю кипела торговля. Мясник установил прилавок, на котором разложил жилистое зеленоватое мясо. Цены в те дни были столь высоки, что лоточники воздерживались продавать хорошее мясо. Чтобы привлечь покупателей, он поставил на конце прилавка клетку с живым индюком. Люди останавливались посмотреть на необычную птицу из Нового Света, напоминавшую гигантского цыпленка с огромными яркими сережками.

      К нам подошел пожилой торговец с ворохом только что отпечатанных в типографии брошюр и хитро посмотрел на нас:

      – Позвольте предложить вам новейшие баллады, джентльмены. О, здесь множество озорных стихов. «Молочница и табунщик», «Кардиналовы служанки»…

      Николас рассмеялся, а я махнул продавцу рукой, чтобы тот убирался.

      Другой торговец стоял в дверях своей лавки, держа на плече полную суму хворостин.

      – Тонкие розги! – кричал он. – Покупайте свежие розги, лучшие в Лондоне! Специально вымочены в рассоле! Учите послушанию жен и сыновей!

      К нам бросилась стайка из семи-восьми ребятишек, оборванных, босых беспризорников, и я заметил у одного из них острый нож.

      – Мошенники, – шепнул я Николасу, – они срезают кошельки. Следи за своими деньгами.

      – Я их тоже заметил.

      Мой спутник уже положил руку на кошелек, а другой схватился за меч.

      Мы строго посмотрели на сорванцов, и они, поняв, что мы догадались об их намерениях, пробежали стороной, вместо того чтобы окружить нас. Один из них крикнул:

      – Горбатый черт!

      – Рыжий конторщик! – добавил другой.

      Овертон обернулся и сделал шаг в их сторону. Я взял юношу за локоть, а он, качая головой, печально сказал:

      – Правильно мне говорили, что Лондон – бурное море, полное опасных рифов.

      – Это верно. Во многих смыслах. Когда я приехал в Лондон, мне тоже пришлось кое-что узнать. Не уверен, что я привык к этому, и порой мечтаю о возвращении в деревню, но все время что-то отвлекает. –