Тропой мужества. Владислав Стрелков

что ниже груди – кровавое месиво.

      – А-а-а! – крик… даже не крик, еле слышный сип длился пару секунд, затем внутри скрутило болью, и Паша затих, впал в ступор от вида собственных потрохов.

      – Этого не может быть… – прошептал он, – этого не может быть…

      Где я? Как тут оказался? Что произошло? Что тут происходит?

      «Война тут». – Ответ поставил Пашу в тупик. Это не было сказано. Это была мысль. Не его мысль. Чужая. Именно чужая. Не веря в происходящее, Свешников огляделся, в яме он один.

      Крыша поехала, подумал Павел, никак я в настройках аппарата накосячил…

      «Какой аппарат? Какая крыша? – появилась злая мысль. – Ты вообще кто такой?»

      – Я? – удивился Свешников.

      «Ты, не я же!»

      – Я Паша, то есть Павел Анатольевич Свешников, – сказал мысленно Свешников. – Студент третьего курса… стоп, а вы кто?

      «Лейтенант Иван Федорович Григорин, сто пятьдесят пятая стрелковая дивизия».

      – С ума сойти!

      Это сон? Кошмар? Ущипнуть себя, но толку… больно и так…

      Сквозь звоны и шум в голове пробивались отдельные слова. Кто-то недалеко разговаривал по-немецки. По-немецки?

      «Да, там немцы. Я уже говорил – война тут. Немецкая провокация, но ничего, скоро наши подойдут и…»

      – Не подойдут. Не будет наших! – решительно сказал Свешников. Он поверил в реальность происходящего. Просто быть больше нечему. И не сон это. Не бывает так больно во сне.

      «Как это не подойдут?» – возмутился Григорин.

      – А вот так, – ответил Паша. – Немцы уже Минск окружают…

      «Врешь, падла!» – И чужая злость заполнила весь мозг, подавляя волю. На краткий миг два сознания слились воедино. Свешников даже боль перестал чувствовать. Потом сознание лейтенанта затихло.

      «Правда… это правда. – Лейтенант был потрясен. – Я видел… читал… я не знаю, как это назвать. Твоя память… я видел».

      – Да, я не врал. Эту войну назвали Великой Отечественной…

      Неожиданно раздался выстрел. Свешников насторожился.

      – Что там? – осторожно спросил Паша.

      «Немцы кого-то из раненых застрелили». – И правая рука начала шарить вокруг.

      – Ты чего?

      «У меня в подсумке граната была, – ответил Иван. – Эф-один, у бойца отобрал, но воспользоваться не успел, взрывом накрыло. Очнулся тут… с тобой в голове… ага, вот».

      С трудом вытащив из сбившегося за спину подсумка гранату, лейтенант свел усики, затем выдернул кольцо, зажав его зубами. Гранату он спрятал в собственных кишках.

      «Так не сразу увидят».

      – Так ты подорвать себя хочешь? – испугался Паша.

      «Не дрейфь, студент. Все едино помирать. Не жилец я. Так с собой хоть одного гада да утащу…»

      Павел не ответил. Немцы приближались, постоянно переговариваясь.

      – Интересно, о чем они говорят?

      «О женщинах вроде. Да, что-то про своих баб».

      – Ты знаешь немецкий?

      «Я немец. Моя фамилия Григорин, но у моего деда она была Грегори.