Счастливо, товарищ… Стихи, проза. Сергей Яснодум

скользит сомненье,

      что невозвратима юность,

      что душа в порыве чутком

      приняла в себя угрюмость,

      не угодную рассудку.

      Но поскольку счастье зыбко

      или тянется по нитке,

      я готов служить улыбкой

      на рождественской открытке.

Декабрь-97.

      Вам…

      Вам к лицу любая почесть.

      Вам любые двери – настежь.

      Ваши дни и Ваши ночи

      инкрустированы счастьем.

      Вам легко среди реалий,

      где весомые едва ли

      Ваши пальчики купались

      в белых клавишах рояля.

      А моя мечта легка ли —

      с Вами вдруг соединиться?

      Чтобы таять облаками

      над какой-нибудь зарницей.

Январь, февраль-98.

      К 8 Марта

      Вам, хранительницам быта,

      окрылявшим ремесло,

      настоящим Афродитам,

      а не девушкам с веслом,

      будет пусть такая малость-

      чтобы каждой, чтобы вся! —

      жизнь всегда бы улыбалась,

      а не ухмылялася.

Март-02.

      * * * * *

      Не тужься, игру посрамит освещение,

      вряд ли окупятся страстные жесты.

      Не метаморфоза-перевоплощение

      жжёт суициды и топит инцесты.

      Раскрой мне горячие в прошлом объятья,

      упрячь моё следствие в дебрях причины.

      Ведь все мы такие же сёстры и братья.

      И даже в кончине мы неразлучимы.

Сентябрь-21.

      ИСПЫТАНИЕ СНОМ (истории, которых не было, но кто знает…)

      ПЬЕСА О ДВУХ ДЕЙСТВИЯХ И ОДНОМ АКТЕ

      Пивная. Тошибин катает кружку по столу. Входит Мицубишин и совершает первое действие: бьёт Тошибина в ухо. Тошибин падает и роняет хвост тарани. В углу марширует Шивакин под песню из граммофона: «Москва-Пекин! Москва-Пекин!» К нему подкрадывается Мицубишин и совершает второе действие: бьёт Шивакина в ухо, но другое относительно Тошибина. Шивакин падает и ломает трубу граммофона.

      С трудом и без достоинства поднимается Тошибин, по-прежнему пьяный, и совершает акт: мочится в левый ботинок, не расстёгиваясь.

      Поднимается Шивакин и кричит в обломок трубы граммофона: «Идеи чу-чхе живут и побеждают! А вот с кем живут и кого побеждают – не твоего, брат, ума дело».

      Мицубишин закрывается жилистыми рабочими руками и горько плачет.

      Но это уже не действие и, тем более, не акт.

      Декабрь-93.

      БАС И ШАЙБА

      Фёдор Иванович Шаляпин очень любил хоккей. Не поиграться да силушкой помериться, а чтобы поболеть безумно.

      Началось всё с тех пор, когда впервой занесло его в Америку. И прикипело сердце вместе со всем здоровым разудалым организмом к «Нью-Йорк Рейнджерс». Отчего же не к «Чикаго Буллс», не к «Филадельфии Флайерс»? Молчит Фёдор Иванович, а сам за подкладочку пальто флягу с водочкой прячет. И уже к середине первого периода стучит себе пустой флягой по коленке: «Рейнджерс» – чемпион! Вашу мать, «Рейнджерс» – чемпион!»

      Потом антрепренёр науськивал полисменов, и те утаскивали