Холм псов. Якуб Жульчик

на бутылку на столе. Гжесь качает головой.

      – Наверняка с парнями. С Порчиком, – говорит худой.

      – И что? Зависают? – спрашивает Гжесь.

      – И Лукаш. Лукаш с ними на сотке тоже, – говорит вторая девица.

      – Да харэ. Может, ему тоже охота побыть самому? – спрашивает первая.

      – И отчего бы, нахер, ему такое хотеть? – спрашивает вторая.

      – Потому что у него русские брата похитили? Он переживает. Это сложно, – говорит первая.

      – Да хуй там он переживает. Ничего он не переживает, – отвечает вторая, закидывая ногу за ногу. Она некрасивая, почти без бровей, резкие черты лица, нос – словно птичий клюв, тонкий и писклявый голос, прогибающийся под произносимыми словами.

      – Что тебе надо от Чокнутого? – спрашивает толстяк.

      – Он должен был зависать тут, сказал, что придет, – отвечает Гжесь. – Мне с ним нужно поболтать. Есть к нему дело.

      Худой лупит ладонью в стол, подпрыгивают пустые рюмки, толстый смотрит на него осуждающе.

      – Давай, сука, покури травку, – говорит ему.

      – Кстати, да, дайте-ка курнуть, – говорит Гжесь и улыбается. Оглядывается и подмигивает мне.

      – Сука, он даже не пишет, – говорит вторая девица.

      – А ты с братом Мацюся? – спрашивает Гжесь.

      – А что, сука? – отвечает девушка.

      – Сабина, верно? – спрашивает он снова, скалится ей.

      – Эй, ты чего от меня, сука, хочешь? Чего от меня хочешь? – девушка наклоняется вперед, дрожа от ярости, словно хочет встать и ударить его.

      – Расслабься. Что это тебя так вставило? Стоит заглянуть к доктору, – говорит Гжесь, встает и берет из пачки чипсы.

      Я не обитатель этой реальности. Между мной и этим местом – прозрачное, а порой и матовое стекло. Именно это и хотел сделать Гжесь, хотел это мне показать. Я тут совершенно чужой. Я тут, потому что у меня нет никаких лучших вариантов, потому что совершенно некуда пойти. Ну, пусть так.

      Худой парень вынимает из кармана сверточек алюминиевой фольги и дешевую цветную стеклянную трубку для травки. Последний раз я курил из такой в школе.

      – А вот захочет ли говорить с тобой Чокнутый, Григорий, мрачный как горы? – спрашивает толстый. Худой набивает трубку травкой из сверточка. По комнате разносится резкий запах, немного химический, словно очистителя для труб.

      – Не говори так со мной, – говорит Гжесь. – Не советую.

      – Ты мой гость, – напоминает ему толстяк.

      – Значит, Рымек, уважай меня, угости как-то, сука, – говорит мой брат, все еще смеясь. В его глазах что-то поблескивает: слабая, странная звезда.

      – Будешь бигос? – спрашивает Рымек. – Дам бигос, – поворачивается к двум девицам. – Принеси ему бигос, – говорит той, что слева, покрасивей, не такой кислой, машет на моего брата.

      – Сам ему, сука, неси, – отвечает девушка.

      – Помнишь его? – спрашивает брат, тыча в меня пальцем.

      – Та да, – говорит без малейшего чувства толстый.

      – Чокнутый с Кафелем,