Макошин скит. Евгения Кретова

а ты его смени лучше… Только выше поднимайся, и чтобы угол часовни оказался слева от тебя, – Рафаэль определился с одним из удачных ракурсов, прикинул, как он будет смотреться с Зои. Теперь проверял другой ракурс.

      Татьяна послушно заняла нужное ему место, театрально воздела руки к тусклым еще небесам, пропела:

      – О боги всемогущие, пошлите температуру плюс шестнадцать, шоколадку и нормальный кофе!

      Рафаэль снимал и ее. Не обращая внимания на баловство визажиста, командовал:

      – Правее встань. Правая нога выше, как будто шагаешь по лестнице… Нет, развернись. Теперь как будто спускаешься…

      – Раф, не старайся, я просто не фотогеничная, – Татьяна лукаво щурилась.

      Рафаэль забрался на валун, присел на корточки перед девушкой, поймал в объектив веснушчатое лицо:

      – Не напрашивайся на комплимент, – пробормотал рассеянно и снова уткнулся в экран. Встав в полный рост, кивнул девушке: – Все, можешь идти в машину…

      Татьяна весело козырнула:

      – Есть, босс…

      Семен подошел ближе:

      – Раф, сухой лед нести? Или ты передумал?

      Фотограф кивнул:

      – …Стас! Что Зои, готова? У нас десять минут, пока солнце не переместится, потому всю экспозицию перестраивать…

      Фотомодель выбралась из машины, предусмотрительно бросила на мерзлую землю тапочки, сунула в них ноги. Рафаэль поманил ее к себе, указал на место, где только что стояла Татьяна:

      – Сюда, – протянул ей руку, помог взобраться по крутой тропе. Дождался, когда девушка снимет тапочки, отдаст их Семену, чтобы не попали в кадр. Удовлетворенно кивнул: – Так… Что тебе навевает это место?.. Не говори. Думай об этом.

      Зои огляделась, поежилась, зябко поджала пальцы на ногах. Рафаэль сделал первые кадры, считывая эмоции девушки.

      Та прошептала:

      – Тоску, уныние, безнадежность. Как последний приют, который не дает успокоение, а только забвение…

      – Круто, давай пока с этой эмоцией, поработаем.

      Зои то поворачивалась к часовне, то отворачивалась от нее, заплетала волосы, присев на черные камни, щурилась на восходящее из-за часовни солнце. Подходила ближе к почерневшим стенам, дотрагивалась до них пальцами, обнимала себя за плечи. Ветер трепал пшеничные волосы, золотил их. А Рафаэль фотографировал, фиксировал кадр за кадром, отчетливая понимая, что… не то.

      Созданный образ не жил, не дышал.

      И фотограф не понимал, в чем дело.

      Искал. Продвигался ощупью, уже забыв о конкурсе, об ожиданиях команды и собственных амбициях, сосредоточившись только на том, что работа «не идет», кадр не слушается, эмоция утекает, рассыпается.

      Подозвал Семена – тот ловко брызнул на руку модели воду из пульверизатора:

      – Это чтобы не обжечься, – пояснил.

      Зои посмотрела с тревогой на него, перевела взгляд на фотографа. Тот успокаивающе кивнул:

      – Один кадр. Две секунды.

      Семен положил в центр девичьей ладони плотный ватный шарик.

      – На счет три.

      Рафаэль