Макошин скит. Евгения Кретова

И уж обратно на порог не пущу.

      Карина кивнула:

      – Я готова. За тем и приехала.

      Ефросинья засмеялась:

      – Да не затем. Ты думалатут что-то навроде курорта. Полежать, подумать о жизни, – она лукаво смотрела на девушку, ловко передразнила: – «Посмотреть на свою жизнь со стороны». Да чтоб смотреть на нее и видеть хоть что-то надо не один пуд соли съесть! Ну да ладно… Не в том суть. Главное – пришла. А это уже многое значит. И первое послушание выполнила.

      – Какое?

      – Ждать… Неужто ты думаешь, не знаю, когда городской автобус приходит на остановку?!

      Карина опешила:

      – Так вы специально… Сказали Младе, чтобы она задержалась?

      – Конечно специально. Твердость воли твоей проверяла. Уехала бы домой – не велика потеря, скатертью дорога. А коль осталась, значит, сильна в тебе воля и желание очиститься. И понравилось мне, как ты Младу защищала, значит, дружить умеешь. Только знай – здесь, в скиту, это скорее против тебя – свои грехи и так тянут вниз, так ты еще и чужие взваливаешь на плечи. Впредь осторожней будь.

      – Вы сказали, что накажете меня…

      – Передумала я. – матушка Ефросинья пытливо смотрела на девушку. – Пока будешь помогать послушницам, познакомишься с ними поближе, почувствуешь наше сестринство. У нас быт простой – все сами делаем. Работы в поле пока нет, но к ней подготовка идет полным ходом, каждые руки не лишние. Поселишься с Младой. Но помни – о прошлом никого не спрашивай, в грех не вгоняй, не тревожь чужие раны, о своих заботься. Поняла ли?

      – Поняла. А можно… Можно своим как-то сообщить, чтобы не волновались. Сказать, что жива я.

      Ефросинья посмотрела на Карину. Взгляд стал ледяным. Взяв со стола блокнот, развернула его на чистой странице, подтолкнула девушке:

      – Пиши, что сообщить и кому. Я сделаю.

      Карина взяла протянутый карандаш, в блокноте написала: «Мама, со мной все в порядке, по возможности напишу через пару недель. Передай Рафаэлю, чтобы не волновался. Карина». И номер мобильного телефона.

      Взгляд скользнул по неясному отпечатку продавленных предыдущей записью цифр [phone] Меджнул – удивило именно имя. Возможно, в нем ошибка, но оно выглядело как восточное, арабское. «Неужели здесь кто-то, отказавшийся от ислама?». Мысль показалась невероятной.

      Но благодаря ей Карина сформулировала то, что ускользало от нее – она оказалась послушницей, ученицей женщины сильной, властной, и учение ее опирается на старые, домостроевские традиции, забытые сотни лет назад. По крайней мере, это объясняло многочисленные разговоры о вере, боге и пуританскую строгость быта. Девушка выдохнула с облегчением – все-таки то, что это не какая-то секта, успокаивало.

      Матушка Ефросинья ее вздох поняла по-своему:

      – Так что, передавать записку-то? – смотрела строго, будто испытывала на прочность.

      Карина закусила губу, улыбнулась:

      – Да, но не к спеху… Как получится.

      Ефросинья протянула:

      – Так получиться может еще не скоро, – и пона не отпускала ее взглядом.

      Карине