Макошин скит. Евгения Кретова

венок, принесенные цветы с простенькой погремушкой, притворила за собой калитку и, застегнув дубленку до самой последней пуговицы и нахлобучив шапку, побежала к выходу.

      Та самая незнакомка стояла у киоска с цветами.

      Будто ждала ее – во всяком случае, заметив Карину, шагнула навстречу, и проговорила неожиданно мягко:

      – Ты прости, что так строго с тобой… Ходят иной раз, отмаливают грехи свои. Вот такие же как ты – чистенькие, благополучные девочки и мальчики: кто матерь больную оставил, чтоб жизнь строить не мешала, кто детку из чрева вынул, кто еще что пострашнее…

      – А что еще… пострашнее? – у Карины округлились глаза.

      Незнакомка дотронулась до ее руки:

      – Всякое на своем веку повидала. Если уж так дорога тебе эта малютка, значит, сердце твое еще мягкое, еще грехом не испорчено… Учишься?

      – И учусь, и работаю, – Карина сама не знала, почему отвечает, но не могла отойти, вырваться от этого настойчивого голоса, будто пеленающего по рукам и ногам.

      Незнакомка кивнула:

      – Это хорошо. А на кого? Если не секрет, конечно…

      – Да не секрет. На певицу учусь.

      Женщина неодобрительно сверкнула глазами:

      – Грех это, юродство одно. Делом займись. О душе смолоду заботиться надо, в чистоте хранить… Замужем?

      Карина пожала плечами и отозвалась неопределенно:

      – Да.

      Женщина нахмурилась:

      – Сожительствуешь, значит… Эх… Девки-девки, легкая добыча для беса.

      Карина попыталась высвободиться: по спине стекал неприятный холодок, сковывал плечи и будто вымораживал что-то внутри. Та червоточина, что жила внутри, ожила, жадно хватала неуверенность, давясь, будто голодная псина. Незнакомка крепче перехватила руку девушки, заглянула в глаза:

      – Если что гложет душу, значит, чует она несправедливость, которую с ней творишь, пятна́я блудом своим, мыслями греховными и увлечениями сладострастными. Так и знай – противится она этому, душа твоя… От того и так больно, от того и будто пустота внутри.

      От этих слов Карина вздрогнула: «Откуда она знает?»

      – Ничего она не противится. Женщина, отпустите меня, – Карина отшатнулась, вырвала руку из цепких пальцев – кожу полоснули острые ногти.

      Высвободившись, девушка поторопилась к автобусной остановке, путаясь в ногах и поскальзываясь.

      – Трамвайный проезд, дом восемь «а». Найди меня, когда совсем тоска заест! – крикнула вслед незнакомка. – Спроси матушку Ефросинью! Это я.

      Карина не оглянулась, ускорила шаг, чтобы успеть заскочить в первый подъехавший автобус. Проезжая мимо женщины, видела, как та смотрит на нее – будто видит в полумраке жарко натопленного салона. Карина отодвинулась от окна, ушла в глубь, соображая, как ей теперь добраться до дома.

      А черная дыра внутри, будто почувствовав слабину, с тех пор разрасталась все быстрее.

* * *

      Карина замерла на крыльце, потопталась, собираясь с духом. В груди было тревожно.

      Тревожили непривычные обычаи, мрачность