Макошин скит. Евгения Кретова

подойдешь ко мне. Будем думать, что с тобой делать.

      Млада кивнула.

      – Что же до тебя, Клавдия…

      Женщина, сидевшая до этого с спокойным и самодовольным видом, встрепенулась.

      – А я-то чего?

      Ефросинья посмотрела на нее, будто пощечину дала, повысила голос:

      – Будто не понимаю я, с чего вдруг такая внимательность и желание рассказать, на чем Младка споткнулась? Думаешь, забыла я про молоко скисшее, которое ты на девку спихнуть хотела?

      – Не думаю, – Клавдия потемнела лицом.

      – То-то же… Уж не знаю, с чего ты надумала с Младкой счеты сводить, но знай, не терплю я гневливости. То грех не меньший, чем вранье или прелюбодеяние.

      – Да, матушка…

      – На ближнюю заимку поедешь.

      Клавдия округлила глаза:

      – К-как на заимку? За что?.. Сегодня?

      Матушка Ефросинья снова посмотрела на нее. Прижгла ледяным взглядом:

      – Ты еще и спорить со мной вздумала? Сбирайся, сказала!

      Клавдия, зыркнув на Младу, резко поднялась и вышла из избы. Ефросинья проводила ее взглядом, добавила оставшимся:

      – А вы чего клювы пораскрывали? Вас дела не ждут, сестра Ольга послушания не назначила вам?

      Женщины хором забормотали:

      – Назначила, назначила.

      – Ну так заканчивайте трапезничать и принимайтесь, работа сама не сделается, грех из душ ваших ленью не выбьется. Младка, тебя это тоже касается. Вечером ко мне зайдешь, после вечерни. Вон с Агатой и заходи.

      – Хорошо, матушка.

      И Млада, подобрав подол, ссутулившись, торопливо выскользнула из избы.

      Глава 4

      Локация

      Конец апреля, Смоленск

      Ночью Рафаэлю снова снилась заброшенная часовня. Было темно и сыро, тянуло запахом прошлогоднего мха и прогнившими грибницами. Под ногами – он ощущал это отчетливо – склизкая, жирная от влаги земля, едва прикрытая темно-бурыми, наполовину истлевшими листьями. Раф видел урывками, словно ему нацепили на лоб светодиодный фонарь, старенький и подслеповатый, и он в кромешной темноте бросал тощий луч вокруг, выхватывая то голые ветки, то осыпавшуюся кладку.

      Но Раф знал – он не один. Он слышал чужое дыхание рядом, чувствовал чье-то присутствие.

      Нет, страха не было. Была растерянность и желание понять.

      Странное место: потемневшие от времени камни, стертые ступени давно покинутого и разрушенного дома, стены, покрытые мхом. За высокой аркой – мрачная темнота заброшенного помещения. Иногда свет выхватывал движение в глубине, потемневшие лики с нечеловечески большими глазами. В проеме мелькнул женский силуэт – девушка стояла спиной, на фоне черного провала двери. И будто бы собиралась войти внутрь. Собиралась, но не решалась.

      Рафаэлю показался знакомым этот жест неуверенности – вскинуть руку, желая будто бы поправить волосы, но рука застывала в воздухе, а через мгновение безвольно опускалась.

      Сердце забилось отчетливее, кровь запульсировала в висках, будоража неясное воспоминание.

      «Эй, кто ты?», – голос не слушался,