Стихи про меня. Петр Вайль

скукой загородных дач,

      Чуть золотится крендель булочной,

      И раздается детский плач.

      И каждый вечер, за шлагбаумами,

      Заламывая котелки,

      Среди канав гуляют с дамами

      Испытанные остряки.

      Над озером скрипят уключины,

      И раздается женский визг,

      А в небе, ко всему приученный,

      Бессмысленно кривится диск.

      И каждый вечер друг единственный

      В моем стакане отражен

      И влагой терпкой и таинственной,

      Как я, смирён и оглушен.

      А рядом у соседних столиков

      Лакеи сонные торчат,

      И пьяницы с глазами кроликов

      “In vino veritas!” кричат.

      И каждый вечер, в час назначенный

      (Иль это только снится мне?),

      Девичий стан, шелками схваченный,

      В туманном движется окне.

      И медленно, пройдя меж пьяными,

      Всегда без спутников, одна,

      Дыша духами и туманами,

      Она садится у окна.

      И веют древними поверьями

      Ее упругие шелка,

      И шляпа с траурными перьями,

      И в кольцах узкая рука.

      И странной близостью закованный,

      Смотрю за темную вуаль,

      И вижу берег очарованный

      И очарованную даль.

      Глухие тайны мне поручены,

      Мне чье-то сердце вручено,

      И все души моей излучины

      Пронзило терпкое вино.

      И перья страуса склоненные

      В моем качаются мозгу,

      И очи синие бездонные

      Цветут на дальнем берегу.

      В моей душе лежит сокровище,

      И ключ поручен только мне!

      Ты право, пьяное чудовище!

      Я знаю: истина в вине.

24 апреля 1906, Озерки

      Прочел очень рано, как раз в то время, когда увлеченно рассматривал материнский – мать была врач – четырехтомный атлас анатомии. Особенно разворот, где слева изображались “половые органы девицы” – так и было написано под картинкой, а справа – “половые органы женщины”. Слева значилось – 1:1, справа – 4:5. Так я навсегда осознал, что такое масштаб.

      Незнакомка мне тоже понравилась, хотя была куда менее конкретной. Портрета нет: перед нами – словно фанерный щит курортного фотографа с прорезью для головы. Но как писал Блаженный Августин: “Я еще не любил, но уже любил любовь и, любя любовь, искал, кого бы полюбить”. У незнакомки синие глаза, тонкая талия и узкая рука. Неплохо, но немного. Немного, но достаточно. Не было и нет сомнения, что она – завораживающая красавица. Портрет дан через впечатления оцепеневшего от восторга наблюдателя.

      Как остроумно замечено одним историком, “любовь – французское изобретение XII века”. Речь идет о начале идеализации женщины. В первую очередь об очеловечивании образа Мадонны: от неземного условного образа – к прелестному реалистическому, где материнство соединяется с женственностью. Французские, точнее провансальские, трубадуры много взяли у арабов, с их поэтическим тезисом: только