Архивы Дрездена: Летний Рыцарь. Лики смерти. Джим Батчер

которой висели друг под другом два самурайских меча, длинный и короткий. Вот это была та Мёрфи, которую я знал и любил. Оружие наготове и под рукой. Рядом с мечами висели несколько фотографий в рамках – должно быть, ее семья. Толстый фотоальбом в обложке из натуральной, судя по виду, кожи лежал открытый на столике рядом с аптечным пузырьком и графином. Графин со спиртным – джином? – был наполовину пуст. Стоявший рядом стакан – пуст совершенно.

      Я покосился на хозяйку – она устало опустилась на край дивана, в своем не по размеру большом халате; лицо ее оставалось отрешенным. На меня она не смотрела. Мне сделалось не по себе. Мёрфи вела себя не как Мёрфи. Она редко упускала возможность потрепаться со мной, обменяться шутками. Такой молчаливой и замкнутой я ее еще никогда не видел.

      Черт, и это как раз тогда, когда мне нужна быстрая, решительная помощь. Что-то случилось с Мёрфи, а у меня, как назло, не хватало времени на игры в психоаналитиков, на попытки помочь ей. Я пришел за информацией, которую она могла для меня достать. Но мне все же следовало помочь ей справиться с тем, что довело ее до такого состояния, что бы это ни было. В одном я был уверен на все сто: мне не удастся добиться ни того ни другого, если я не разговорю ее.

      – Славный у тебя дом, Мёрф, – сказал я. – Я еще ни разу не бывал у тебя.

      Она едва заметно дернула плечом. Я нахмурился:

      – Знаешь, если тебе совсем в лом говорить, мы можем сыграть в шараду. Чур я первый загадываю. – Я растопырил пальцы. Мёрфи продолжала молчать, так что я попробовал озвучить ее часть диалога: – Пять слов. – Я подергал себя за мочку уха. – Звучит примерно как: «Что Такого с Тобой Стряслось?»

      Она покачала головой и покосилась на фотоальбом.

      Я наклонился и развернул альбом к себе. Он был раскрыт на странице со свадебными фотографиями. Невестой была, разумеется, Мёрфи: волосы пышнее и длиннее; судя по шее и запястьям, совсем еще подросток. Рядом с одетой в белое подвенечное платье Мёрфи стоял мужчина во фраке, лет на десять старше ее. На других снимках она совала ему в рот куски торта, пила шампанское, целовалась – ну, в общем, занималась обычными свадебными глупостями. Он нес ее на руках к машине, и лицо ее сияло счастьем и радостью.

      – Первый муж? – спросил я.

      Это пробилось-таки к ее сознанию. На секунду она подняла на меня взгляд. Потом кивнула.

      – Ты здесь совсем еще ребенок. Восемнадцать, да?

      Она мотнула головой.

      – Неужели семнадцать?

      Она кивнула. Что ж, хоть какая-то реакция.

      – Ты долго была за ним замужем?

      Молчание. Я снова нахмурился:

      – Мёрф, я не великий гений по этой части. Но если ты ощущаешь себя виноватой в чем-то, не слишком ли ты строга к себе?

      Так и не говоря ни слова, она наклонилась и сдвинула альбом в сторону. Под ним обнаружился номер «Чикаго трибьюн», открытый на полосе некрологов. Она взяла газету со стола и протянула мне.

      Я прочитал вслух верхний: «Грегори Таггард скончался вчера ночью в возрасте