Головня. Станислав Мишнев

малоимущий Вася Грузило.

      – Идёт! Мертвые деревни в день голосования оживают. Посмотри в газете, когда перечисляют населённые пункты, жители которых голосуют за достойных сынов народа из могилы, – уверенно говорит Пришивная Голова.

      Потом, жители обоих деревень – потомки новгородских шильников, – такой правдивой исторической справки придерживается местный краевед. Новгородцы вечно тягались с Москвой, держались своего новгородского вече.

      – Вот у меня фамилия Немчинов, вдруг мой предок лет шестьсот назад тоже с Новгорода или с немецких земель пришёл на вольные хлеба? – говорит Коч.

      – А Пришиваловы откуда пришли? – ерзает в кресле Пришивная Голова. – Из тундры?

      Река под деревнями вяжет петлю, и течение весной выворачивает берег, – не по уму крепкий мост строить; колхозники мост не берегли, бороны и те волочили через него; один чудило с моста на гусеничном тракторе кувыркнулся, трактор – в металлолом, чудило – на кладбище; последний раз около моста копошились шабашники, сильно тревожили русскую мать, материал клали дряблый и не столько сваи били, сколько за водкой бегали.

      – Всё-то у нас через пень-колоду. Надо бы помочь, а чем? – вздыхает невозмутимо Коч. – У меня деньги в ягодах лежат. Когда да что…

      – Когда рак на горе свистнет? – спрашивает Пельмень.

      – А у меня, как у латыша:… да душа, – гогочет Вася Грузило. – На свадьбе у племяша на последние деньги купил пирог, вот пьяный дурак! Объегорили девки-пустозвонки: «Выкупи, дядя, племянника». В лысину чмокают, усы рвут, по карманам шарят, я и растаял.

2

      Ночь мягко обняла Медвежий Починок. По всему небу копошатся звезды. В собачьей будке возле бывшего колхозного коровника дремлет понурый пёс черной масти с умными, страдающими глазами. Ростом пёс с маленького теленка. Он в годах, морда в седых разливах.

      Коровник хороший, добротный, под шиферной крышей. Когда-то в нём стояли двести коров, да пришли лихие времена, оказался колхоз в долгах, как в шелках, коров отобрали, дояркам дали вольную: идите на все четыре стороны.

      Под деревней бобры ставят плотину. Пёс слышит ночных работников, ему на них наплевать. В такую ночь хочется молчать и думать. Возле его будки стоит приземистая ель, юбка ели обмётана серебром. Один глаз пса спит, другой гадает: почему нынче ель хороводится, одевается в праздничный сарафан?

      За стеной в коровнике как комар пищит холодильник. В оконном стекле перемигиваются две лампочки: красная и зелёная. За кирпичной стеной лежат хозяйские ягоды. Холодильник большой, его затаскивали двумя тракторами. Пёс не забыл провонявших мазутом мужиков, которых не хотел выпускать из кабин. Хозяин тогда кричал на него, но был доволен: правильно, дай им жару! Чтобы знали, какой у него злобный сторож, и другим сказывали.

      Ночь была хорошая, спокойная, должно быть, последняя такая этой осенью. Неделю назад выпал снег, полежал недолго и растаял. Потом набежал ветер, сухим шорохом запела жухлая трава, и пёс смекнул: пора ладить своё жилище. Он стаскал в