Головня. Станислав Мишнев

доллары в рубли, учесть инфляцию и прочие издержки. К концу третьего часа пал обессиленной головой на грудь соседки и захрапел, услаждая пространство ядреной мощью переработанного сырья.

      Коч новую собаку заводить не стал. Стал держать верного пса в коровнике, возле холодильника. И цепь с него снял. Бабка Вера наотрез было отказалась ходить на скотный двор, мне, говорит, жизнь дороже чужих ягод.

      – Нет, нет, нет! Налетят молодчики, пальнут из ружья, а мне это нужно?

      Хозяин жалобно конфузится. Ему хочется кричать, а он натянул на лицо маску невозмутимости.

      – Баб Вера, кроме тебя нет у меня надежнее человека.

      – Нет!

      – Сотню накину.

      – На сотню нынче две буханки хлеба дадут. Что мне твоя сотня, пшик, да и только.

      – Две… Три сотни.

      – Ладно. Четыре прибавь.

      В сторону Китая ушло семь тонн ягод. Закупщик – очень вежливый азиат с раскосыми глазами, вертелся как змея под вилами, торговался за каждую копейку, всё ссылался на дальность перевозки. Мало того, в каждую решетку совал дозиметр, данные заносил в планшет. У нас, сказал, превышение нормы радиации в продуктах – уголовно наказуемое деяние. Пожелал, чтобы продавец отметил на его карте болото, с которого браны ягоды. Хотелось ему всучить Немчинову мороженую рыбу, вскормленную отходами в зловонных озерах Китая, но Немчинов наотрез отказался от рыбы.

      – Да у нас её, этой рыбы, прорва! Ешь – не хочу!

      – Вы хотите есть, господа, только львиная доля вашего улова идёт в Южную Азию, – поправил азиат.

      – С Дальнего Востока – да, а с севера, с Белого моря – треска, с Баренцова моря-сельдь, пикша, камбала… У нас много рыбы!

      – На ваших прилавках лежит выращенный в садках Норвегии по закрытой технологии высококалорийный лосось, вредный для здоровья. Я видел в Мурманске ваш рыболовный флот. Суда старые, ржавые, – возразил азиат.

      Тут приезжает в райцентр солидный молодой человек на резвом иноходце, цена которому миллиона четыре, ищет Немчинова Николая Михайловича.

      Через Пельменя выходит на Коча, своим глазам не верит:

      – Вы не тот Немчинов. У того Немчинова большие усы, во, как ухват бабкин, сам он такой… У нас в колхозе молотобойцем работал молдаванин, он на того молдаванина похож.

      – Какой молдаванин? Какой колхоз? Что вы несёте? Я Немчинов! Во всём районе одна такая фамилия. Вы по какому вопросу, собственно говоря?

      – По ягодному. Прошлый раз мы с Немчиновым… с тем Немчиновым… быстро утрясли вопрос, я платил наличкой за три тонны… Что с вами, уважаемый?

      У Коча затряслись руки, заклокотало в горле, глаза сверкнули огнём.

      – То был мой брат, – поджимая дрожащую губу, сказал Коч.

      – Что же вы так… Брат так брат. Он удачно продал, я удачно купил, всё по совести, по обоюдному согласию… Или что-то не так?

      – Всё так, всё так.

      Коч толкнул в Москву десять тонн клюквы разом. Сделку обмыли в местном ресторанчике,