Храните вашу безмятежность. Татьяна Коростышевская

что от меня требовалось, – прибыть на остров в составе свиты его серенити. Думаю, батюшка уже расставил все силки и загонщики ожидают сигнала в засаде.

      – Эх, будь с нами Карла… Знаешь, а ведь она предупреждала меня об Эдуардо почти с самого начала. Видимо, синьорина Маламоко составила о нем представление по твоим рассказам. Она ему не доверяла. Конечно, парень, бросивший в воду не умеющую плавать сестренку…

      Маура схватила мое запястье:

      – О чем ты?

      – Карла сказала, что на острове Мурано с причала тебя столкнул именно Эдуардо. Тебя это удивляет? – Мою скользкую руку подруга не удержала, я опять подняла фонтан брызг. – Панеттоне, что случилось?

      Синьорина да Риальто распахнула дверь в спальню, исчезла за ней. До меня донесся звук передвигаемой мебели, скрип. Не выдержав, я выбралась из ванны и пошлепала за Маурой, оставляя мокрые следы на плиточном полу и затем на паркете.

      – Понимаешь ли, Филомена, – сказала Панеттоне, стоя на коленях перед открытым сундуком синьорины Маламоко, – о том, что в воду меня бросил именно Эдуардо, я никому не рассказывала, никогда, даже батюшке. Братец так страшился наказания, что буквально вымолил мое молчание. Поэтому мы придумали ватагу островных сорванцов, которых и обвинили в несчастье. Правду знали лишь мы с Эдуардо.

      Я опустилась рядом с подругой, помогая ей вытаскивать из сундука глянцевые маски Ньяга, плащи, ножны, кинжалы, тубусы с какими-то бумагами, стопки писем.

      – Ты хочешь сказать, – примерив кошачью маску, я ощутила едва заметный аромат сандала, так пахла Карла, – наша Таккола тоже там присутствовала?

      – Именно! Только, вот незадача, никаких девчонок я что-то не припомню.

      Под руку попался кожаный несессер, я раскрыла его.

      – Кракен меня раздери!

      Внутри лежал бритвенный прибор: помазок, складное лезвие, брусок мыльного камня и чашечка для взбивания пены.

      – Святые небеса!

      Маура растянула шнурок атласного мешочка и вытряхнула содержимое себе на ладонь. Колечко было крошечным, выросшей синьорине да Риальто оно могло налезть разве что на мизинец. Она туда его и надела.

      – Твое?

      – Разумеется. Матушка, с детства пытающаяся привить мне хороший вкус, считала, что сапфиры подходят к оттенку моих глаз.

      Я посмотрела ей в лицо:

      – Не подходят.

      – Тогда подходили. Три сапфира, черная эмаль. Это мое кольцо, которое я отдала за спасение мальчишке-рыбаку на острове Мурано.

      – Значит, Карла на самом деле, наверное, Карло. Помнишь, она говорила, что в их семье рождаются одни мальчишки. И что ее батюшка обрадовался…

      – И решил сделать девочку себе сам.

      Этого Карла не говорила, но я согласно кивнула.

      – Ньяга. Эту маску носят мужчины, притворяющиеся женщинами.

      – Высокие воротники. Конечно, лицо можно побрить, а кадык приходится прятать.

      – Мы ничего не замечали.

      – Потому что наивные дуры. Он видел нас голыми.

      – А мы его нет.

      – Ну и зачем ты это сейчас сказала?

      Я пожала плечами:

      – Потому