Храните вашу безмятежность. Татьяна Коростышевская

характер мой знал прекрасно, поэтому настаивать не стал.

      – Изолла-ди-кристалло, – сообщил он в замочную скважину.

      Я легла животом на комод и прижала ухо к двери:

      – И что вы там искали?

      – Да что там есть? – хмыкнул братец. – Твой муж просто хотел побывать на нашем атолле. Ты знала, что по документам владения этот клочок суши переходит первому наследнику третьего поколения Саламандер-Арденте?

      – Ну да. Остров является частью приданого нашей матушки, и по решению ее родителя… – Я запнулась, потому что, произнесенное вслух, это решение вдруг показалось мне странным. – Тебя что, не заставляли изучать семейный архив?

      Он ответил что-то вроде того, что крючкотворство никогда его не занимало. Мы немного поболтали о родителях, о том, что, не будь Филодор, наш второй брат, таким книжным червем, он давно устроил бы нам наследника в третьем поколении, что на остальных надежды мало, потому что Флоримон еще слишком молод, а близнецы – балбесы.

      Филомен вздохнул оттого, что мой супруг бесплоден. Я спросила, только ли вся Аквадората осведомлена о недостатках дожа, или это обсуждается и на материке. Ответ обогатил меня нелепой историей о форколских сиренах, наколдовавших синьору Муэрто бездетную будущность. Мы похихикали, вспомнили согбенную Атаргате с проплешинами на чешуйчатом хвосте, матриарха Форколы.

      Тут нас прервал тишайший Муэрто, строгим голосом спросивший любезного шурина, что в русалочьей истории его забавляет. Тот заверил, что история его восхищает и приводит в трепет.

      Дож отправил синьора Саламандер-Арденте… Я не услышала куда, но, видимо, там ему будет сподручнее трепетать. Вослед брату в это благословенное место были отправлены все.

      То есть Чезаре проорал:

      – Все вон! – И многозначительно засопел в замочную скважину.

      Я потянула носом. От супруга пахло вином. Захотелось пить. Поэтому я сползла с комода и отправилась к столу, на котором стоял кувшин с водой.

      Он опустел примерно на треть, когда наконец до меня донеслось заунывное:

      – Чего ты хочешь, Филомена?

      Неторопливо загибая пальцы, я начала перечислять все свои желания. Там было и звание первой ученицы «Нобиле-колледже-рагацце», и белый пони с розовым бантом в гриве, и чтоб тишайший супруг провалился к черту.

      Мне пообещали пони.

      Я захотела личную гондолу, только не черную, а красную с золотыми веслами.

      Мне ее посулили.

      Желаний не осталось, и я попросила развод.

      За дверью стало тихо. Испугавшись, что Чезаре обиделся и ушел, я опять взобралась на комод, прислушиваясь.

      – Хорошо, – сказал дож наконец. – Ты его получишь.

      – Когда?

      Он опять помолчал.

      – Сегодня после бала.

      Что ему стоило просто извиниться? Кто мешал?

      Ну и ладно, и пожалуйста. Тишайший супруг желает развода? Пусть!

      Опомнись, Филомена! Ты на этом настояла.

      Потому что он не попросил прощения! Это он, Чезаре, загнал меня в угол, вынудив тем самым…

      Тут я приказала мыслям