Записки лжесвидетеля. Ростислав Евдокимов

то он при этом пугливо озирался, чтобы такой крамолы не услышал Гуннар, Ульманиса боготворивший и несколько суетливо оживлявшийся, когда речь заходила о Гитлере. А ведь лет на сорок раньше все они могли просто перестрелять друг друга.

      Национальное чувство в каком-то смысле сплачивало даже тех, кто представлял свой народ в единственном числе, как Тийт Мадиссон или лакец, лак (народность в Дагестане) Хизри Магомедович Ильясов. В мечтательных глазах Мади порой с пугающей отчетливостью можно было разглядеть образы абсолютно всех эстонцев, сидящих по советским политзонам, а «Сережа» (Хизри) в свои почти семьдесят лет чувствовал себя джигитом и рассказывал, как будет жить с женой в Махачкале, но на лето приезжать в родной аул, «где все меня помнят и все уважают – ждут! Как я скажу – так и будет».

      Единственным исключением в этом отношении были многие русские и, вопреки распространенному заблуждению, почти все наши евреи.

      – Дались вам эти евреи, – хмыкает Борис Иванович, – и без них хлопот не оберешься.

      – Да я разве спорю? Но, знаете ли, я бы и рад, да все равно без них никак: еврей в России больше, чем еврей…

      – Экий ты у нас Евтушенко! – это уже опять встревает Леха.

      – Еврей – это подсознание русского.

      – Ну, я же всегда говорил, что ты антисемит!

      – Да бросьте вы, Алеша, – вступается за меня Черных, хотя в этом вопросе его заступничество не слишком весомо, – вся эта ваша интеллигентская фрейдистская болтовня – вообще чушь собачья. Есть русские, есть татары, есть кавказцы. Ну а есть – евреи. Все мы разные, и у каждого, конечно же, свои особенности. Вот и всё. А вы тут комплексы всякие разводите…

      – Я ничего не развожу, – не без справедливости кипятится Леха. – Но это же у него так получается: русские, видите ли, полноценны, а евреи – всего лишь их подсознание…

      – Да чего же ты мне приписываешь всякую бредятину, которую я не говорил? Между прочим, мне просто вспомнилось, как кто-то сказал, будто Россия – это подсознание Европы. Так что ж, по-твоему, из этого следует, будто я согласен, что европейцы полноценны, а русские – унтерменши?

      – Ну, вы, конечно, лукавите, Слава, – продолжает посредничать Борис Иванович. – Сознание, подсознание – все это игра словами. А, кстати, что это за поганец назвал нас чьим-то там подсознанием?

      – Да почему ж поганец? Наоборот – интересно… Борис Гройс, вроде бы…

      – Ну так для немца мы, конечно, недочеловеки…

      – Какой он, к черту, немец? – всерьез обижаюсь я. – Такой же, как из вас – китаец!

      – А что? – уже откровенно веселится основательно желтокожий, с черными прямыми волосами амурский казак. – Думаете, у меня нет китайской крови? Не китайская – так корейская, не корейская – так бурятская. У нас, у гуранов, у всех понамешано…

      – У всех русских понамешано. Покажите мне хоть одного расово чистого русского!

      – Тебе, может, еще справку