Исчезнувшая страна. Валерий Дашевский

что человек взял и так запросто переехал в другой город. Ну вот, месяца три назад в нашем спорткомбинате увольняют заведующую отделом кадров. В «Динамо» эта должность – одно название, работы нет, подчиненных нет, зарплата – восемьдесят рублей, одним словом, секретарша. Сидела у нас завкадрами одна женщина, инвалид. Неряха, дура, каких не видел свет, и, главное, с замашками директора. В конце концов у Цепенко лопнуло терпение, и он эту дамочку выпер. У нас это быстро делается. Надумал взять на ее место молоденькую, из тех, которые никуда не рвутся. А на что «Динамо» молоденькой девочке? Перспектив никаких. Так вот, Цепенко и спрашивает меня после совещания, не знаю ли я, часом, женщину со специальностью, согласную на такой оклад? Говорю: есть такая. Сделаете ей прописку и очередь на жилье? Цепенко говорит: без проблем. «Динамо» же милицейское общество. И я привел к нему Кравченко. Такое нарочно не придумаешь: прописка, очередь на квартиру, а пока – общежитие для сборников, столовая Олимпийского резерва, бассейн, тренажеры, трек. И подчиняться – только Цепенко. Ума не приложу, как я свалял такого дурака! Я-то ведь должен был знать, что он собой представляет!

      – Я что-то о нем слышал.

      – Что ж, может быть. Цепенко. Аркадий Александрович. Пятьдесят лет, вдовец. Дочь замужем, живет отдельно. Рубашки с планками, блейзер, костюмы – бостон и твид. Перстень с печаткой, машина цвета «Коррида». С противотуманными фарами и гоночными колпаками, как у молокососа из центровых. Посмотрел я, как он уставился на Кравченко, и всё мне стало ясно, но дело было уже сделано. Проходит неделя – Людка рассказывает, как он нет-нет, да зазывает ее в кабинет. Ни слова, ни поручений. Треплется при ней по телефону или просто пялится молчком. Господи, – говорю, – ну сделай ты вид, что ничего не понимаешь! Назавтра картина: при мне Цепенко рассчитывается за командировку с бухгалтером, и Людке, так, между прочим, говорит: «Видите, Людочка, я с женщинами расплачиваюсь сразу». Проходит еще неделя: вдруг вызывает меня в кабинет и давай орать, что нас с Кравченко постоянно видят на территории стадиона. И через полслова: она твоя любовница? Мне бы смолчать, но характер не задавишь. Я – говорю, – инженер, а не сутенер, к вам привел не шлюху, а сотрудницу. Вы не верьте тому, что говорят, и другим не передавайте!

      – Красиво ты с ним разобрался.

      – Он со мной разобрался красивее. От него я пошел домой – а до конца рабочего дня оставалось часа четыре. Утром в моей трудовой уже был выговор за нарушение трудовой дисциплины. Людке я ничего не сказал – но как заведующая отделом кадров, она должна была вписать выговор своей рукой. Вместо этого она написала заявление об уходе. Как думаешь, что сказал Цепенко? «Тут только одно заявление. Где же второе?» Вот так мы распрощались – и с ним, и с Кравченко.

      – Но с ней-то почему?

      – Как мне было объяснить Марине, что я остался без работы? Я бы и не объяснял – но разве можно что-то скрыть в нашем городе? Людка ждала меня в аллее. Я ей сказал, что этому не будет конца. Что ей нужно устроить