Рождённый в чужой стране. Время перемен. Лев Воронцов

в палату, я уложил его на матрас, брошенный кем-то из ребят на пол у входа.

      Меньше чем через минуту я уже спал в своей кровати.

      Лев. 23.08.1997

      Утром, когда Борино сознание прояснилось, а кумар начал набирать силу, он вцепился в прутья решётки и снова стал жалобиться:

      – Подыхаю я! Ну, сделайте же хоть что-нибудь!

      – Чего врач прописал, тебя не минует, а большего не положено! – попытался урезонить его подошедший Шмаков. – Так что ляг и успокойся!

      Шест, понимая, чем может закончиться эта беседа, тоже одёрнул попрошайку:

      – Хорош скулить! Раз сказали «Не положено», значит, не положено!

      Но Трефилов намёка не понял. Он был уверен, что по ту сторону решётки стои́т благодарный слушатель, и оттого с удвоенной силой стал изливать ему душу:

      – Слышь, мужик, ломает – просто жуть! Не могу больше терпеть! Уколи, а?! Ну, или позови ту девку, что вчера вечером меня шпиганула!

      – Это какую? – настороженно поинтересовался санитар.

      – Ну медсестра, полненькая такая. Ольга, кажется…

      – Вот же сука! – вырвалось у меня.

      Шмаков расплылся в улыбке и выдал:

      – Оп-па! Родимый, да ты же её слил вчистую!!!

      – Урод ты, Боря! – брезгливо морщась, констатировал Шестаков.

      – Чего не так-то?! – искренне удивился этот долбодятел.

      Смотреть на него было противно, и я повернулся на другой бок.

      – Дурачок ты, дурачок! – глумливо сказал санитар. – Пойду я!

      – А уколоть?! – крикнул Трефилов вслед уходящему Шмакову.

      – Язык твой – враг твой, – бросил я через плечо.

      – Хрен ты теперь от них получишь! – подытожил Татарин. – Причём от всех сразу!

      Не прошло и пяти минут, как в палату влетела уже переодевшаяся после смены разъярённая Ольга:

      – Ну ты и козёл! – процедила она, прищурившись.

      – Да чего я сделал?! – недоумевал Борис.

      Ольга, уже не скупясь на эмоции, стала обкладывать Трефилова самыми разнообразными «эпитетами».

      Заметив стоявшего в коридоре Мишу, я поднялся, обулся и пошёл справлять малую нужду. Прежде чем зайти в туалет, я остановился рядом с санитаром и произнёс вполголоса:

      – Извини, что вчера за этого гондона попросил. Не ожидал, что он настолько тупым и гнилым окажется…

      – Да ладно, бывает, – печально улыбнувшись, ответил он. – Сейчас уже всё равно ничего не сделаешь…

      Обход.

      – О том, чтобы отпустить кого-либо на субботу и воскресенье, не может быть и речи! – Не обращая внимания на наш сердитый гомон, заведующая продолжила: – Я прекрасно понимаю: те, кто лёг сюда по направлению от военкомата, не представляют практически никакой опасности. Но после того, как один из подавшихся на волю приложил топором родному дедушке по голове, сей вопрос обсуждению не подлежит. Кроме того, если я отпущу хотя бы одного из вас, в мой кабинет выстроится очередь из больных со всех палат. А я не горю желанием тратить время на объяснения с пациентами. Другое дело,