Вслед за змеями. Джезебел Морган

туннель, отрезая ей путь назад.

      Она сглотнула, но оглядываться не стала.

      Стены перехода аркой сходились над головой, вроде бы высоко, рукой не достать, даже если подпрыгнуть, но тяжесть свода все равно давила на плечи, и Марья сутулилась, не могла заставить себя оторвать взгляд от пола, от крупных желтоватых плит. Густая, вязкая тишина жадно ловила любой звук, и едва можно было шаги отличить от дыхания или шума крови в ушах.

      Было светло и пусто – и Марья чувствовала себя такой маленькой и неуместной среди этих древних, однотонных стен, что вцепилась в ладонь Финиста. Он взглянул на нее и сжал ее пальцы, ободряя.

      Начала кружиться голова, и Марью не покидало чувство, что она в горячечном бреду – лежит дома с температурой, не отличая сон от яви, вот-вот проснется. Уж лучше так, чем идти и идти, когда кажется, что стоишь на месте.

      Краем глаза Марья заметила темное пятно и вздрогнула, оборачиваясь, но это оказалось всего лишь ответвление тоннеля за огромной квадратной колонной. Прямой переход превратился в лабиринт – он тянулся во все стороны, прихотливо извивался среди стен и колонн, там, где уже ничего не разглядишь в сгустившемся полумраке.

      – Держись рядом, – Финист сильнее сжал ее ладонь, притянул к себе, – не отходи от меня. Здесь легко потеряться, и поверь, ты не хочешь знать, куда отсюда можно выйти.

      – Лиминальное пространство, – с усилием улыбнулась Марья, успокаивая сама себя. – Очаровательно.

      – Умничаешь, маленькая сестрица?

      – А что мне еще остается?

      Она не знала, сколько они так шли и сколько еще пройти им предстояло. Тишина пульсировала в ушах, и от нее начало подташнивать.

      – Что мы будем делать там, куда придем? – Ее голос прозвучал отчетливо и резко, со скрежетом гвоздя по стеклу. Марья скривилась, но продолжила – здесь даже диссонанс был лучше тишины. – Прятаться?

      – И это тоже, – Финист почти шептал, и его сухой голос походил на шелест крыльев, – но в первую очередь – искать того, кто расскажет, что с твоей сестрой стало.

      Марья оглянулась с надеждой.

      – Ты думаешь, ее еще можно… спасти? Вернуть, как было?

      – Бедная, наивная девочка… Ты все еще веришь в сказки? Наша дорогая Соколица заключила с кем-то договор. И чтоб от этого кого-то спрятаться, надо узнать, кто он. Может, – Финист усмехнулся, – удастся узнать его истинное имя и заставить его не преследовать нас. Или хотя бы меня.

      – Или хотя бы узнать, как этого «кого-то» убить, верно?

      Слова горечью щипали язык, и Марья дышала мелко и часто, стараясь загнать и горечь, и злость вглубь. Она привыкла, когда злость прорывается ядовитыми словами, насмешками, агрессией, облеченной в шелк иносказаний. И совсем не любила, когда злость выходила слезами.

      Финист только крепче сжал ее ладонь.

      – Догадливая девочка.

      Марья отвела глаза, но спорить не стала. В груди больно кололо, и она уговаривала себя – от усталости. И старалась не вспоминать, что и смерть может быть избавлением.

      …Мать заболела внезапно, около года назад,