Вслед за змеями. Джезебел Морган

И как, оценила восторженная публика?

      Она следила за его лицом в стекле и не сразу заметила, что и он смотрит только на ее отражение.

      – Ну как сказать, – Финист растянул губы в слабой улыбке, – с вилами и факелами за мной не гоняются, ни на этой стороне, ни на той. Но пару врагов нажил, это ты верно угадала.

      – А за мной зачем следил? Только не ври опять, что присматривал и оберегал!

      – Хорошо, не буду, – легко согласился Финист, прикрывая больные глаза. – Можешь считать, что я тебе завидовал. Что тебе не нужно ничего изображать.

      Во рту пересохло, и Марья отвела глаза.

      Изображать приходилось – маска «идеальной сестры» прижилась легко, ведь стоило ее хоть немного приподнять, как от удушающей вины жить не хотелось. Аня столько ради нее сделала, через столько прошла, а она даже не может ее просто не огорчать! И самое противное: гадкий, въедливый голос существовал только в мыслях Марьи, сама Аня ни в чем ее не упрекала и сама смотрела тревожно, предугадывая желания сестры.

      Марья поймала себя на том, что только сейчас, еще оглушенная одержимостью Ани, она прекратила притворяться. И ей это нравится.

      – Приходилось, – хриплым шепотом призналась она, так и не поднимая глаз. – Приходилось притворяться.

      – Что ж, значит, мой план никому счастья не принес. Жаль, что утешить себя нечем. – В его голосе снова прорезалась горькая ирония, и Марья поняла, что ни о чем он не жалеет. – Но, маленькая сестрица, даже знай, как все обернется, я все равно бы попытался. Что угодно лучше Нави.

      – Понимаю. Лучше чувство вины, чем сожаление об упущенных возможностях.

      Немного помолчав, она спросила:

      – А о чем ты жалеешь? Что не удалось в твоем плане?

      Финист оттолкнулся от стекла, потянулся, как кот, щуря глаза.

      – Любишь ты растравлять раны, маленькая сестрица. – Он усмехнулся, но все же ответил: – Я был тварью леса и ею же и остался. Оказалось, чтоб ожить, вырваться в мир живых недостаточно.

      Он замолчал, и неловкая тишина встала стеной. Марья покатала на языке горькие и едкие слова насмешки, но проглотила их, как и слова сочувствия – на них Финист оскорбится, пожалуй, сильнее, чем на издевку. Но прежде, чем она задала очередной вопрос, башня зазвенела сверху донизу, словно по стеклянной лестнице дробью застучали каблуки сотни людей.

      Марья напряглась, вцепилась в сумку, снова вспомнив о газовом баллончике и снова – что он бесполезен. Финист же размял плечи и неохотно поднялся на ноги.

      – Что происходит?

      Он поморщился, но ответил, в руке матово блеснул крупный нож с зазубренным лезвием:

      – Что ты и предсказывала, маленькая сестрица: нажитые враги явились по мою душу… Ну, один из них.

      – Мне следует бояться? – заинтригованно уточнила Марья. Финист был спокоен, и его спокойствие передалось и ей.

      Прежде чем он ответил, на площадку шагнул человек – обычный такой, в строгом пальто, блестящих ботинках, с очками в металлической оправе на тонкой