В огне войны сгорая. Сборник. Николай Офитов

офицер Красной армии Борис Молотков не менялся, каким был, таким он и остался, казак лихой с Дона, откуда в конце тридцатых годов прошлого века переехали его родители в Ивановскую область, где он и живёт до сих пор. А ведь ему предлагали и в районе, и в области, как хорошему специалисту сельского хозяйства, большие должности с приличным окладом. Отказался – и не жалел об этом. Трудился здесь на хлебной ниве вплоть до ликвидации колхоза новой властью. И теперь доживает свой век почти в одиночестве. Несколько ветхих изб осталось от многолюдной когда-то деревни, а людей – раз-два и обчёлся. И дружки его давно в земле лежат, и милая его Аннушка. Скоро и ему туда же, к ним, в то земное ложе. Старость не радость, стал, как мартовский снег, размяк, дают о себе знать военные раны, ходит с костылём, опирается на него, стараясь держаться и не ныть. И хотел бы ещё пожить на этом свете. Что может быть главнее жизни, которая даётся только раз? А он жил, как подсказывала ему совесть. Никого не обижал, помогал, кто нуждался в его помощи. Плохо, Бог не дал ему детей, своих наследников. Но что было не дано, не возьмёшь.

      И жил он, не юлил и не ловчил, не приспосабливался, а воровать и в мыслях не было. И такими были все его товарищи – честными и преданными своей Родине, спасшими её и поднявшими из руин после страшной войны с варварами. Да, они спасли страну и восстановили её, а вот отпрыски многих дедов и отцов не уберегли их наследие. Профукали, отдав в жадную пасть новым буржуям.

      Но ещё не вечер! Появится, в конце концов, новая и сильная, с русской закваской «железная» рота и воздаст алчным буржуинам, порочащим своё Отечество, по заслугам.

      Да святится имя Твое, родная Россия, да прославится…

      Март 2020 г.

      Хлеб плакал

      Мы молили, мальцы:

      – Хлебца бы да соли…

      В дни народной беды

      Пухли от лебеды.

      А полова была

      Украшеньем стола.

В. Фирсов

      Сладкий мой сон прервал стук упавшего пустого ведра, что стояло на лавке, возле окна. Продирая кулачком глаза, я увидел маму, которая помешивала закопчённой кочергой в печке горевшую солому, и тихо попросил:

      – Мам, дай хлеба?

      – Нету, сынок, хлеба-то, – ответила она. – Был бы, разве я утаила бы. Ты поспи ещё. Рано вставать-то, да и темно. Вон какая пурга разыгралась на улице-то, словно лопатой снег кидает. Февраль – он месяц лютый, спрашивает, как обутый. А твои валенки худые, подшивать надо…

      – Может, сухарик остался, – канючил я. – Есть очень хочется.

      – Какой сухарик? Когда и мышам в доме ничего не найти, кроме картошки. Потерпи чуток, – голос её дрожал, – сейчас сварится. Уже закипает вода в котле. И за мукой схожу к Калачёву Ивану. Вчера получила деньги, может, на пуд хватит.

      Деньги мы получали за отца, не пришедшего с войны, которая кончилась совсем недавно нашей Победой. Красная армия Советского Союза разгромила нацистскую Германию и её союзников во главе с Гитлером, которого бабушка звала