Приказано жениться. Екатерина Каблукова

что?

      – А ничего, – под укоризненным взглядом хозяйки дома Белов облизнул пальцы.

      – А как же Головина?

      – О, и ты уже знаешь?

      – Да об этом весь Питерсхофф гудел! – воскликнула Софья и невольно подалась вперед. – Гриша, правда, что, когда ты Головину оставил, её сама императрица утешала?

      – Врут, – Григорий откусил большой кусок пирога с малиной и яростно задвигал челюстями, – фрейлины ее утешали и Марфа.

      – А что государыня? Долго сердилась? – Софья тоже положила себе в блюдце варенье.

      – На Головину? Нет, простила.

      – А тебя? – допытывалась сестра.

      Белов откинулся на спинку стула и устало потер лоб.

      – А меня она женить хочет…

      От неожиданности сестра выронила ложку и недоверчиво посмотрела на брата.

      – Гриша…

      – Да, ты не ослышалась! – Белов уже не скрывал насмешки в голосе, – Наша милая матушка изволила в последнем своем визите при дворе в разговоре с государыней высказать опасения, что я никогда не женюсь, и Елисавета Петровна решила выступить свахой.

      – И кого же тебе сватают?

      – Некую девицу Анастасию Збышеву. Ныне фрейлину ее императорского величества. Можешь даже не вспоминать, ты ее ранее никогда не встречала.

      Софья встала и в волнении зашагала по комнате:

      – Но почему именно она?

      Белов тяжело вздохнул, собираясь с духом, и начал пересказ событий сегодняшнего дня. После его рассказа сестра потрясенно молчала, с ужасом смотря на брата.

      – Гринечка… – наконец прошептала она, невольно называя его, как в детстве, – Но как же… что скажет папенька?

      Белов обреченно махнул рукой. Гнева отца он не страшился, гораздо больше его беспокоило объяснение с матерью, которая будет заливаться слезами и по-бабьи заунывно причитать над судьбой любимого сына, будто отправляет его на каторгу.

      Впрочем, в данном случае его женитьба была сродни каторге или воинской повинности, которую обычно несли крестьяне. Только лямку ему придется тянуть всю жизнь, если не сподобится отправить неугодную жену в монастырь. Но, памятуя все переживания и слезы Софьи по этому поводу, Григорий сомневался, что у него хватит духу на подобный шаг. Он взглянул на сестру, та выглядела настолько несчастной, и преображенец уже пожалел, что по привычке рассказал ей все.

      – А что папенька? – произнес Григорий, хорохорясь, – Ну, вытянет по старой памяти нагайкой по хребту, как в прошлый раз, делов-то!

      Софья усмехнулась, заметив, как брат украдкой передернул плечами: весть о последнем визите в «родные пенаты» и бегстве Гринечки через окно разнеслась по всем домочадцам. Затем сестра снова погрустнела.

      – А коли откажет тебе в наследстве?

      Григорий фыркнул. Наследство волновало его меньше всего.

      – Откажет, так не беда! Он мне денег и так не дает, с тех пор как я… – он махнул рукой. – Служба у меня есть, жалование исправно платят, чай не пропаду!

      – Господи, срам-то какой…